Этот дикий взгляд. Волки в русском восприятии XIX века

Заверения доктора соответствуют медицинским представлениям того времени. Например, в 1887 году, проанализировав дела 693 пациентов, поступивших в московскую Екатерининскую больницу после укусов бешеных животных, врач и ученый Д. П. Кишенский пришел к выводу, что среди людей, укушенных бешеными волками, бешенство развивается примерно у тридцати процентов [Кишенский 1887: 50]. Это соотношение точно соответствует прогнозам доктора в чеховском рассказе, хотя большинство современников Чехова, в том числе сам Пастер, приводят более высокие цифры. В этой связи следует также упомянуть, что земский врач Овчинников из упомянутого выше рассказа Чехова «Неприятность» (1888) был известен среди коллег «небольшими работами по медицинской статистике» [Чехов 1985б: 141].

В варианте 1886 года Нилов немного успокаивается после разговора с доктором, но в последующие месяцы худеет, седеет и впадает в мистицизм. Одного страха перед ужасной болезнью оказалось достаточно, чтобы он безвременно состарился. Рассказ завершается типичной для раннего Чехова ироничной отсылкой к недавно появившейся вакцине Пастера:

Нилов водобоязнью не заболел. Прошел месяц, другой, третий, и он мало-помалу стал оживать. Прошел год, и история с волком была бы забыта, если бы ее не напоминали преждевременные седины и морщины.

У человека вообще плоха память. На днях старика Максима укусила бешеная собака. Пегасов, не долго думая, отправился к Нилову.

– Отправляем Максима к Пастеру, – сказал он ему. – Собираем пожертвования. Не дадите ли и вы что-нибудь? – Ах, с удовольствием!

Нилов вышел и, немного погодя, вынес доктору десять рублей [Чехов 1985а: 499].

Заключительный абзац в варианте 1886 года включает прямое упоминание лечения по методу Пастера как возможного средства против болезни, которую годом ранее по сюжету рассказа, когда Нилова покусал волк, Пегасов считал неизлечимой. Этот перерыв в повествовании позволяет Чехову оттенить тот страх, который испытывал Нилов перед бешенством, когда не имел возможности получить сколько-нибудь действенную помощь. Скупость Нилова выглядит тем ироничнее, поскольку читатель помнит, как он отчаянно призывал Максима на помощь во время нападения волка, а затем, столкнувшись с вероятностью заболеть, предлагал доктору огромную сумму, чтобы тот излечил его (сто тысяч в версии 1886 года, в позднейшей редакции сократившиеся до пятидесяти тысяч)[88].

В позднейшей версии действие рассказа завершается через четыре дня после нападения волка, а непосредственное упоминание вакцины Пастера отсутствует. Успокоенный уверениями доктора, что, по всей вероятности, болезнь у него не разовьется, Нилов уходит из кабинета Овчинникова в бодром расположении духа. Он в красках рассказывает кучеру о своем поединке с волком, весело смеется и замечает, что ему будет о чем вспомнить в старости. Его оптимизм может показаться неуместным, однако он производит впечатление на доктора Овчинникова, с восхищением думающего о Нилове: «Какой богатырь!.. Какой молодец!» [Там же: 45]. Впрочем, осведомленный читатель понимает, что у Нилова еще может развиться бешенство, поскольку инкубационный период болезни продолжается дольше, чем действие рассказа. Возможно, восхищение доктора Ниловым в финале переработанной версии рассказа означает, что оптимизм перед лицом смертельной опасности следует ценить, а не воспринимать как некое высокомерие. В любом случае решение Чехова исключить из окончательной редакции любые упоминания Пастера создает контраст между оптимизмом Нилова и мрачной и неизбежной судьбой, ожидающей его в случае, если он заболеет. Откровенная ирония версии 1886 года, в которой сопоставляются безвременное старение Нилова из-за экзистенциального страха перед болезнью и скупость, проявленная им, когда Пегасов собирал деньги на лечение Максима с помощью новейшей панацеи, уступает место более тонкой иронии, когда Нилов отрицает возможность умереть от бешенства, хотя в действительности такая вероятность есть.