Этот дикий взгляд. Волки в русском восприятии XIX века

– Маменька, волк режет! Маменька, помогите! – кричал Василий. А волк кусал и лицо, и руки, которыми Василий закрывался. Укусит за руку, – Вася отдернет руку. Волк укусит в лицо, тяпнет раз, прокусит и бросит. Искусал так ему волк и руки, и щеки, и нос, и подбородок. Подбежала мать, увидала: – Господи! Боже мой! Вася! – закричала она, и с голыми руками, без топора, без палки бросилась на волка, как на овцу. Всем телом повалилась она на волка и стала возиться с ним.

– Михайла! Миша! – кричала она: – топор! Живее топор! Миша уже выбежал из избы и, не расслыша слов матери, видел только одно, что и мать, и брат возятся с волком. И он, так же как и мать, с пустыми руками бросился туда же. Вскочил на волка верхом и схватил его обеими руками за глотку. <…> Как только увидала Анна Ивановна, что волк разинул пасть, выдернула она свою руку из-под волка и засунула в разинутую пасть [Кузминская 1886: 599].

Описание схватки занимает целых две страницы; наконец старшая дочь Анны, Наталья, прибегает с топором:

Наталья замахнулась и ловко ударила волка по голове, но в ту же минуту раздался ее крик: – Маменька! Я лицо обварила! – Она выронила топор и ухватилась за лицо руками. Брызги горячей крови смочили ей все лицо; она не ожидала этого, и ей показалась, на холодном воздухе, эта теплая кровь горячей, как кипяток. Голова волка была рассечена, и труп его, наделавший столько бед, теперь валялся на снегу, весь окровавленный [Там же: 601].

Как и в чеховском описании схватки Нилова с бешеным волком, в этом пространном фрагменте на первый план выступает грубая телесность, характеризующая борьбу целой семьи с обезумевшим сильным зверем и его кровожадность. Анна Ивановна и ее дети без колебаний жертвуют собой, защищая друг друга, и в конце концов одолевают волка. Безоружная Анна Ивановна засовывает руку в пасть волку (в точности как крестьянин, защищавший свою жену, в процитированной выше газетной публикации 1862 года); это дает ее дочери возможность пустить в дело топор. В кульминации сцены, когда Наталью обдает горячая кровь волка, ее девичья невинность и смелость по-фольклорному ярко противопоставляются кровожадности хищника.

Посвятив треть рассказа описанию нападения волка на семью и их соседей, Кузминская переходит к детальному изложению последствий этого происшествия, в особенности провинциального невежества и страха по отношению к пострадавшим, одни из которых умерли, а другие – избежали заражения. Важное место в рассказе занимает тема, также отразившая недоверие знаменитого свояченика Кузминской к официальной медицине:

местные знахари и целители оказывают пострадавшим больше поддержки, чем профессиональные городские медики, которые изображены равнодушными и некомпетентными. Силы современности – от поезда, на котором пострадавшие по настоянию заводского приказчика едут в город, до профессиональных медиков, пытающихся заточить их в сумасшедший дом, – жестоко угнетают Анну Ивановну и ее соседей, но ничем не помогают. Единственным источником утешения становится знахарь, который живет на окраине города и служит своего рода связующим звеном между городом и деревней.

Первую помощь Анне и ее семье оказала местная «докторша», которая промыла пострадавшим раны и дала водки. Подобно земскому врачу в рассказе Чехова, хотя и менее убедительно, она пытается обнадежить Анну и говорит, что волк, скорее всего, не был бешеным – «так себе, верно, шалый какой» [Там же: 602][90]. К несчастью, ее слова производят на Анну обратный эффект, поскольку та никогда раньше не сталкивалась с волками и не знала, что они бывают бешеными: