Этот дикий взгляд. Волки в русском восприятии XIX века

В итоге трое крестьян умерли, а остальные шестнадцать через тридцать шесть дней вернулись в Россию. До этого случая Пастер решительно возражал против открытия антирабических больниц в других странах, полагая, что без его личного контроля над применением вакцины ослабляются шансы доказать медицинскому сообществу ее эффективность и надежность. Отчасти в результате этого опыта с русскими крестьянами (и убедившись, что трое из них умерли из-за слишком позднего начала серии прививок) он согласился содействовать открытию антирабических станций в России и других странах. В статье 1889 года, размышляя о лечении смоленских крестьян, которых он особо выделяет среди тысяч своих пациентов, Пастер отмечает, что волчьи укусы по своей сути более опасны, чем собачьи:

Этот волк, бежавший по полям два дня и две ночи, с такою яростью бросался на крестьян, что одних изуродовал, других тяжело ранил. Эта серия русских тем более озабочивала, что если, по некоторым данным статистики, из шести укушенных собакой умирает один, то этот процент значительно увеличивается в случае укушения бешеным волком. Яд один и тот же, но собака, укусивши, бежит далее, тогда как волк, бросаясь с остервенением на свою жертву, увеличивает количество вводимого яда. Часто из 20 человек укушенных волком все двадцать и умирают [Пастер 1891: 13].

Далее Пастер отмечает, что трое умерших русских пациентов пострадали от сильных укусов в голову, но их все-таки можно было спасти, если бы не задержка в две недели до начала лечения; все данные подтверждают, сколь важно минимизировать время от укуса бешеного животного до начала прививок. Также он указывает, что «при вскрытии в черепе одного из этих несчастных был обнаружен сломанный зуб волка», вследствие чего яд проник непосредственно в мозг [Там же]. В заключение Пастер отмечает, что прививочные учреждения уже открылись в некоторых странах, в том числе шесть в Италии и семь в России, а также в других европейских странах и даже в Мехико и Рио-де-Жанейро [Там же: 18]. Таким образом, история смоленских пациентов помогла самому Пастеру убедиться в необходимости создания международной сети учреждений для борьбы с бешенством.

Первая антирабическая станция за пределами Франции появилась в Одессе в июне 1886 года. Вслед за ней, в том же месяце, открылась станция в Москве, а до конца года – в Петербурге, Варшаве и Самаре[96]. Благодаря этим станциям лечение бешенства стало возможно по всей Российской империи и за ее пределами. К декабрю 1886 года на этих пяти станциях получили лечение 815 пациентов, из которых умерли от бешенства только двадцать два. К 1917 году в России насчитывалось 35 станций, и прививку от бешенства получило более ста тысяч пациентов по всей стране[97].

Несмотря на широкое распространении вакцины Пастера и быстрое открытие антирабических станций по всей Российской империи, бешенство оставалось существенной проблемой как для царской, так и для послереволюционной России. В эти десятилетия выпускались многочисленные брошюры (в том числе для малообразованных читателей), в которых доходчиво рассказывалось о болезни и помещались указания, как поступать тем, кого покусали бешеные животные[98]. В некоторых публикациях подчеркивалось, что именно волчьи укусы особенно часто приводят к бешенству при несоблюдении режима вакцинации. Однако вакцина Пастера, даже не будучи панацеей от всех опасных последствий волчьих укусов, положила начало эпохе, когда бешеные животные, так устрашавшие русских людей, утратили часть своей прежней способности внушать ужас. Страх перед бешеными волками как воплощениями зла – суеверный ужас, который отразился в демонизированном описании бешеного волка Максимом в рассказе Чехова и послужил контекстом для противопоставления несчастной вдовы и ее детей бешеному волку, символизирующему полное разрушение их жизни, в рассказе Кузминской, – постепенно уступил место более современным представлениям, что волки являются не только разносчиками, но и жертвами вируса, приносящего страдания представителям других видов. В следующей главе я рассмотрю, каким образом изменилось отношение к волкам в России на рубеже столетий, когда у некоторых людей выработалось чувство сострадания к этим хищникам, которое предвосхитил Чехов, описывая промелькнувшее у Нилова сочувствие к бешеному волку.