Евангельская имущественная этика. Русская социальная мысль. Цикл публичных лекций

Думается, что Бердяев всё же несколько перегибает палку. Книга не такая уж плохая. Хотя в ней есть явный подтекст, что с большевиками церемониться не надо, а всех надо перестрелять, но книга не так глупо написана, как её выставляет Бердяев. Но, понимаете, Бердяев – человек оригинальный, и где-то он был зорок в духовном плане. Вот в той же статье он даёт такую характеристику Ильину:

«Он не просветлён тем христианским сознанием, что весь род человеческий поражён первородным грехом (вот правильно, прямо в точку попал. – Н. С.) и потому не может распадаться на расу добрых, специально призванных бороться со злом силой, и расу злых, объект воздействия добрых… Он не менее моралист, чем Л. Толстой. Потому он так и занят Толстым (Ильин критиковал Толстого. – Н. С.), что он под сознательно ощущает его в себе».

Точно. Ильин чувствовал в себе целый пласт морализаторства, учительства. Он очень хотел быть учителем. Дальше Бердяев пишет:

«В миросозерцании И. Ильина нет ничего не только православного, но и вообще христианского. Православие явно взято на прокат для целей нерелигиозных, как это часто делается в наши дни. Цитаты из Священного Писания, из учителей Церкви и из Правил апостолов и св. Соборов приклеены механически и не доказывают наличности у И. Ильина органического православного мировоззрения».

Всё очень точно. Вообще, любопытна манера цитирования у Ильина – он ссылается только на себя, на свои предыдущие книги. Начинаете читать – десятки страниц потока сознания, а после лёгкое замечание, что об этом я подробно говорю, скажем, в четвёртой главе. После опять поток сознания, и снова: об этом подробнее в моей такой-то книге. Не то чтобы в его работах совсем не было ссылочного аппарата. Я, честно говоря, эту толстую книгу про Гегеля не читал (и вряд ли буду читать) – там, наверно, есть ссылки. Но в остальных его книгах – никаких ссылок, полный ноль. И, кажется, что из философов он единственный – философ, который всё на свете понимает и учит всех остальных, дурачков несмышлёных, как им надо жить и что думать. Дальше Бердяев пишет:

«Вся настроенность книги И. Ильина не христианская и антихристианская. Она проникнута чувством фарисейской самоправедности… Всё несчастье в том, что И. Ильин слишком сознаёт себя „частицею божественного огня“. Это есть обнаружение неслыханной духовной гордыни».

Опять в точку. Может быть, это слишком сильно сказано, но то, что этот человек был подвержен греху самоправедности, то, что гордыня в нём действительно бушевала, – это тонко подмечено. И в результате этой гордыни он так отвратительно относился к другим людям. Впрочем, не ко всем. Он относился к людям очень страстно: одни ему сходу не понравились, и всё – ненависть на всю жизнь. А других он любил. В частности, была Любочка, его двоюродная сестра, – есть ряд таких нежных писем к ней. Была Тата – Наталья Николаевна Вокач, его жена, к которой он также относился с придыханием. То есть страсти в нём бушевали. В «Аксиомах религиозного опыта», во второй части, он пишет о покаянии, о смирении. Но самого духа покаяния во всех книгах Ильина нет совершенно.

«И. Ильин – не русский мыслитель, – пишет Бердяев, – чуждый лучшим традициям нашей национальной мысли, чужой человек, иностранец, немец».

Тут Бердяев намекает то ли на его немецкое происхождение, то ли на его облик – он выглядел таким сухопарым немцем – то на его фанаберию – тут мне трудно сказать. Во всяком случае, Германию Ильин уважал. Недаром он в эмиграции осел именно в Берлине, хотя подавляющее большинство наших эмигрантов уехало в Париж. Он великолепно знал немецкий язык, спокойно читал этого Гегеля в подлиннике, конечно.

И последний сюжет, который я расскажу, – это Ильин и фашизм. Это довольно печальная страница. Дело в том, что когда появился Гитлер, когда появились фашисты, то они ему понравились. Прежде всего – своим антибольшевизмом. И он уверовал, что это сила, которая уничтожит большевиков. Вот, например, в статье 1933 года, которая так и называется «Национал-социализм. Новый дух. I», он пишет:

«Европейские народы должны понять, что большевизм есть реальная и лютая опасность; что демократия есть творческий тупик (либеральную демократию он тоже ни в грош не ставил. – Н. С.); что марксистский социализм есть обречённая химера; что новая война Европе не по силам, – ни духовно, ни материально, и что спасти дело в каждой стране может только национальный подъём, который диктаториально и творчески возьмётся за „социальное“ разрешение социального вопроса».

То есть он видел в фашистах большую перспективу и, в принципе, правильную опору на национальное возрождение. Там же он пишет:

«Мы советуем не верить пропаганде, трубящей о здешних „зверствах“».