Евангельская имущественная этика. Русская социальная мысль. Цикл публичных лекций

Иногда он к этой когорте приплюсовывал Руссо, которого он очень любил и уважал. Толстой сделал перевод, свод, так сказать, четырёх Евангелий в один текст. Выкинул всё, о чем я говорил, выкинул все чудеса, оставил только нравственное учение. Например, начало Евангелия от Иоанна – «вначале было Слово», то есть Логос, Христос, Вторая ипостась Троицы. Но Толстой, пользуясь тем, что слово «логос» многозначно, означает и «слово», и «мысль», и «разум», так это переиначил, что у него получилось «вначале было разумение жизни». И вот в таком духе он пересказал все Евангелия.

После, 1881 год – это смерть Достоевского, а на следующий год выходит «Исповедь» Толстого: довольно большое сочинение, в котором он честно и искренне описывает все перипетии своего религиозного сознания и формулирует то, к чему пришёл. По сути дела, Толстой создал новую религию, так сказать, религию для интеллигенции, где он с водой выплеснул ребёнка. Хотя этот замысел создать новую религию у него возник ещё в юности. Он почему-то уже в юности посчитал, что призван это сделать.

Толстой много писал в своих дневниках и после – в многочисленных религиозных сочинениях, которые нынешнее поколение, надо сказать, совершенно не знает, хотя это большая часть наследия Толстого. Дело в том, что 90-томное собрание сочинений, все его большие романы, уместились в первых 15-ти томах, максимум – 20-ти. А остальные 70 – это его религиозные сочинения, это его дневники, это его письма, которые в основном приходятся на поздний период.

Часто говорят, что Толстой потерял свой писательский дар во второй части жизни. Я с этим не могу согласиться. И «В чём моя вера?», и масса других толстых книжек второго периода очень талантливо написаны. А его публицистические статьи – они у него обычно имеют мощные названия: «Одумайтесь!», «Не могу молчать!», «Стыдно!», «Так что же нам делать?» – в общем, такие, ударные – все они очень здорово написаны.

«Исповедь» Толстого в России ещё напечатали, а после его перестали печатать. Но у Толстого появился ученик: Владимир Григорьевич Чертков. Это удивительная личность. Сын очень высокопоставленных родителей, приближённых ко двору, человек огромной воли, человек сухой, фанатик. Он познакомился с новыми воззрениями Толстого, ими восхитился, пропитался и стал, как сейчас говорят, пожизненным фанатом Толстого, принял толстовство, в общем, стал святее Папы Римского, был более толстовец, чем сам Толстой. Чертков, во-первых, взял на себя труд издания всего, что пишет Толстой. Толстого быстро запретили в России, но в Лондоне Чертков организовал целое издательство-посредник, которое издавало новые произведения Толстого на русском языке и ввозило в Россию. И вторая роль Черткова, очень неприглядная: он всё время капал на мозги Толстому, всё время Толстому объяснял, что тот призван провидением создать новое слово в религии, объяснить людям истину. Он постоянно, при каждом разговоре, Толстому внушал, а Толстой – человек тщеславный, хотя после своего религиозного переворота, надо сказать, Толстой всё-таки сильно изменился в лучшую сторону, но тщеславие, гордыня у него остались, – он постоянно убеждал Толстого идти по выбранному им пути. Это был человек, по отзывам, очень неприятный, но Толстой его любил, считал его своим ближайшим другом, хотя вся родня Толстого – и Софья Андреевна, и сыновья, которые к тому времени подросли, и дочери – они все этого Владимира Григорьевича на дух не переносили. Вот, представьте себе, такая, например, картина: комар сел на лысину Черткова, сзади к нему тихонько подбирается Толстой – хлоп! убил комара. Голос Черткова: «Лев Николаевич! Как вы могли, это же живое существо!» – то есть зануда ужасный.

Конечно, проповедь Толстого на многих производила впечатление, но и очень многим не нравилась. Естественно, у Толстого появилась масса врагов, в основном из людей Церкви. Много священников, епископов читало это и удивлялось: как это можно всё писать, каким образом это появилось в России? Но, казалось, Толстому всё сходило с рук. Если Черткова выставили из России, в конце концов, несмотря на заступничество в очень высоких сферах, то к Толстому долгое время никаких репрессий не применялось. Почему? Потому что и Александр II, и Александр III очень любили Толстого как писателя, зачитывались его книжками. И при них как-то осудить Толстого было невозможно.