Читаем Эволюция архитектуры османской мечети полностью

Использовав уже опробованные планировку тетраконха и стандартную композицию «купольный зал + двор + 2 минарета», хорошо усвоив конструктивные достижения и формальные находки предшественников, архитектор очередной «большой османской мечети» добивается совершенно иного, нежели его предшественники, эффекта. Если Синан стремился визуально расширить внутреннее пространство, а Мехмед-ага в Голубой мечети достиг единства впечатления огромного объема и соответствующего ему интерьера, то Мустафа-ага создал архитектурную доминанту, которая изнутри (как в зале, так и во дворе) кажется небольшой. При этом, однако, здание середины XVII в. предполагает «барочную» активность зрителя, рассчитывая не столько на мгновенное ощущение, сколько на рассмотрение, «додумывание», выбор маршрута, изменение точек зрения, обращение к опыту визуального восприятия, сравнение впечатлений47. Средствами побуждения к такой активности оказываются, во-первых, контрасты (цветовые в интерьере, фактурные – в трактовке поверхностей основного объема, расчлененных аркадами, люнетами, световыми проемами, и почти ничем не нарушаемой кладки стены двора) и, во-вторых, пропорции (чуть большая пирамидальность объема, более «крутые» купола, четче выступающие контрфорсы).

Продуманность пропорций хорошо проявляется при взгляде на здание мечети с северо-востока, с Галатского моста: при равенстве длин зала и двора минареты, поставленные на их границе, воспринимаются как высота и медиана равнобедренного треугольника, одна из сторон которого четко задана перетеканием сфер перекрытий (купол угловой ячейки – михрабный полукупол – центральный купол, и именно в таком порядке, снизу вверх) и заканчивается острием иглы минарета, а другая сторона (от вершины минарета до верхнего угла северной стены двора; в нижней части эта наклонная линия «подхватывается» поднятым куполом над северным входом) легко «дорисовывается». Удаленному зрителю, легко воспринимающему вершины треугольника и направления его сторон, остается только решить вопрос – является ли этот треугольник равнобедренным или же превращается в равносторонний.

Сравнение с предшествующими «большими османскими мечетями» наглядно демонстрирует новации архитектора Йени-джами, выразившиеся в создании контраста поверхностей частей архитектурной композиции, превращении силуэта здания в правильную геометрическую фигуру, маскировке реальных отношений внешнего объема и внутреннего пространства. Обращение к «соучастию» зрителя и использование приемов, направленных на усложнение восприятия и архитектурного тела, и интерьера, свидетельствуют об отказе зодчих середины XVII в. от попыток превзойти физические измерения построек Синана и Мехмеда-аги. Дальнейшая эволюция типа «большой османской мечети» могла происходить не за счет конструктивных находок (добавить что-либо к синановской «балдахинной системе» было крайне сложно) или изменения композиции (квадрифолий куполов становится практически нормативом), но исключительно за счет достигаемых различными способами визуальных эффектов.

Ответ на вопрос: рассматривать ли Йени-джами как памятник конца XVI или середины XVII в. («проблема мечети Йени»), – на самом деле мало влияет на определение места этого сооружения в эволюции «большой османской мечети» как архитектурного типа, поскольку это сооружение в любом случае должно рассматриваться как очередная «преемница Шехзаде» и демонстрация нормативности плана-тетраконха. Между тем ряд архитектурных деталей (укрупнение модульной сетки плана, «вытеснение» контрфорсов из интерьера, размещение единственной поперечной оси проходов вдоль северной стены зала) заставляют видеть в этом памятнике усвоение результатов работы Седефкара Мехмеда-аги в Султанахмед-джами и оценивать его как «наследие Голубой мечети»; в то же время создатель Йени-джами хорошо изучил и наследие Синана, использовав целый ряд аналогий с решениями в стамбульских мечетях Михримах и Сулеймание и эдирнской Селимие.

Культовый архитектурный патронат «султаната женщин» выражался не только в формах «большой османской мечети», но и в небольших куллие, создававших необходимую инфраструктуру кварталов. В 1638–1640 гг. под патронатом валиде Махпейкер Кёсем Султан, матери Мурада IV, в отдаленном районе Ускюдара был построен благотворительный комплекс, включавший мечеть, медресе, начальную школу, хамам и фонтаны. Архитектором куллие считается ученик Синана придворный архитектор Коджа Касым-ага. Из-за богатой отделки интерьера мечети изразцами фабрик Кютахьи48 и сама мечеть, и весь комплекс получили название Чинили («Изразцовый»).

Перейти на страницу:

Похожие книги

Александровский дворец в Царском Селе. Люди и стены, 1796–1917
Александровский дворец в Царском Селе. Люди и стены, 1796–1917

В окрестностях Петербурга за 200 лет его имперской истории сформировалось настоящее созвездие императорских резиденций. Одни из них, например Петергоф, несмотря на колоссальные потери военных лет, продолжают блистать всеми красками. Другие, например Ропша, практически утрачены. Третьи находятся в тени своих блестящих соседей. К последним относится Александровский дворец Царского Села. Вместе с тем Александровский дворец занимает особое место среди пригородных императорских резиденций и в первую очередь потому, что на его стены лег отсвет трагической судьбы последней императорской семьи – семьи Николая II. Именно из этого дворца семью увезли рано утром 1 августа 1917 г. в Сибирь, откуда им не суждено было вернуться… Сегодня дворец живет новой жизнью. Действует постоянная экспозиция, рассказывающая о его истории и хозяевах. Осваивается музейное пространство второго этажа и подвала, реставрируются и открываются новые парадные залы… Множество людей, не являясь профессиональными искусствоведами или историками, прекрасно знают и любят Александровский дворец. Эта книга с ее бесчисленными подробностями и деталями обращена к ним.

Игорь Викторович Зимин

Скульптура и архитектура