Эволюция архитектуры османской мечети

Важным аргументом в пользу ранней датировки павильона Бейлербей-джами является гравюра Людвига Вольфа по рисунку Л. Фурмана «Морская прогулка султана», датируемому около 1800 г.²⁰, на которой босфорская мечеть представлена с одним минаретом – т. е. до ее перестройки Махмудом II. Но, как и гравюры Т. Аллома, это изображение не может считаться документом: достаточно указать, что портик мечети изображен не с семью, а с пятью пролетами и, хотя имеет выступающие крылья с высокими покрытиями, перекрыт куполами, но при этом постановка единственного минарета (позади павильона и прижатым к основному объему) соответствует сохранившемуся фрагменту его основания; в северо-восточной части мечети (на месте современного восточного минарета) заметен дополнительный проход. Очевидно, что при Махмуде II северная часть мечети не просто обзавелась вторым минаретом, но была кардинально перестроена, превратившись в выходящий на Босфор дворцовый фасад, к которому от причала (также перестроенного Махмудом II) вела широкая парадная лестница. Даже У. Рустем, считавший, что «павильонные мечети» появились в конце XVIII в., был вынужден признать, что только после «реставрации» 1811 г. связанный с набережной павильон Бейлербей-джами стал эффектной альтернативой привычному двору и приобрел «статусный» вид, отсылающий к босфорским элитным особнякам-иалы, предопределив активизацию султанского патроната вне исторических районов Стамбула и отчетливую ориентацию на восприятие архитектурных ансамблей с воды²¹.

На самом деле для задачи выявления векторов эволюции османского культового зодчества вопрос о первенстве появления входного павильона и об очередности рассмотрения мечетей Бюйюк Селимие и Бейлербей не кажется важным: в любом случае на рубеже XVIII–XIX вв. в стамбульской архитектуре в рамках монаршего заказа сложилась новая модель «павильонной мечети», пришедшая на смену «большой османской мечети», лишившаяся двора, но сохранившая индикаторы места моления султана/халифа – парные минареты, «царскую ложу» и «царский павильон», перемещенный на место фасадного портика и разросшийся в отдельный объем. Д. Кубан считал, что превращение сугубо функционального элемента, каковым павильон hünkâr kasri являлся начиная с его появления в Султанахмед-джами, в непременную часть парадного фасада свидетельствует о подчеркивании «имперского» церемониального характера культовой архитектуры по западному образцу, и отметил, что прослеживание закономерного процесса появления подобных «монарших апартаментов» в культовых сооружениях может быть начато еще с выделения максуры в арабских мечетях²².

Следующим примером, демонстрирующим «нуклеризацию» композиции султанской мечети, стала Нусретие-джами, возведенная Крикором Вальяном²³ в 1823–1826 гг. на европейском берегу Босфора в Топхане рядом с синановской Кылыч Али-паша-джами. Здание строилось на месте сгоревшей гарнизонной мечети и характеризуется и как «наиболее барочная из всех мечетей Стамбула», и как «эпилог османского барокко»²⁴. Теофиль Готье отмечал, что «мечеть султана Махмуда выстроена в современном стиле и существенно отличается от прочих местных храмов, прототипом которых служит Святая София»²⁵.

Необходимо обратить внимание на несколько фактов: во-первых, мечеть получила «триумфальное» название (от араб, наср – «победа»), по распространенной версии – в честь «счастливого события» (Vaka-i Hayriye), т. е. подавления военного мятежа, ликвидации янычарского корпуса и роспуска составлявшего его духовную основу суфийского тариката Бекташийа в июне 1826 г., из чего можно заключить, что эта «победная коннотация» появилась только на финальном этапе строительства культового здания²⁶. Во-вторых, строительство мечети было частью проекта реставрации артиллерийских казарм Топхане, что роднит ее с Бюйюк Селимие-джами, также связанной с комплексом казарм, и свидетельствует о смещении приоритетов монаршего архитектурного патроната²⁷. В-третьих, позднейшие перестройки района Топхане нарушили изначальный градостроительный контекст: Нусретие-джами располагалась на северо-восточной стороне большого строевого плаца, ограниченного казармами, к которым позже добавился ампирный корпус штаба; северный фасад выходил на магистраль, проложенную вдоль береговой линии. Южный фасад мечети не был отрезан от береговой линии позднейшими складами, а открывался с Босфора, что подчеркнуто на известной гравюре Т. Аллома (с. 324).