Эволюция архитектуры османской мечети

Во второй половине XIX в. «большие османские мечети» окончательно стали анахронизмом, ярко свидетельствовавшим о безвозвратно ушедшем «золотом веке» и контрастировавшим с современным строительством. Показательно первое впечатление В.Д. Поленова, предпринявшего путешествие через Босфор в 1881 г.: «Наконец показался Константинополь. Общий вид его: это груда грязно-желтых и серо-коричневых домиков, громоздящихся один на другом, перерезаемых длинными желтыми уродливыми зданиями казарм и красивыми массами полукруглых куполов мечетей с высокими минаретами»⁴. Несколькими годами ранее В.Д. Смирнов писал: «Надобно очень долго и очень часто присматриваться к общей панораме Стамбула, чтобы безошибочно различать мечети. Как красивы они на фотографических снимках, так непривлекательны они в натуре, если вы приметесь осматривать их во всех подробностях, а не ограничитесь общим архитектурным абрисом здания. Что потрескалось, пооблупилось, покривилось, то или остается на произвол судьбы, или если и починяется, то самым неряшливым образом: следы штукатурных заделов и кровельных заплат так и остаются не заглаженными»⁵. И даже в романе 1892 г. Карл Май отмечал: «Говорят, что Копенгаген, Дрезден, Неаполь и Константинополь – самые красивые города Европы. Я согласен с этим утверждением, но с одной оговоркой относительно последнего – этот город красив только тогда, когда смотришь на него со стороны Золотого Рога; что же касается его нутра, то тут несложно впасть в разочарование»⁶.

Поддержание мемориальных куллие определялось возможностями вакуфных фондов; архитектурный патронат султанов, проводивших реформы Танзимата, был направлен прежде всего на застройку босфорских районов. Важным фактором модернизации исторической части Стамбула стали послепожарные перестройки, которые давали возможность прокладывать новые магистрали и переоформлять старые кварталы (Аксарай, Ходжапаша, Кумкапы), но разработанные приглашенными европейскими архитекторами (Л. Сторари, Г. фон Мольтке, Ж.-А. Бюваром) планы перестройки и развития города либо остались не реализованными, либо затрагивали весьма небольшие территории и на облик Стамбула почти не влияли⁷.

С середины XIX в. – именно в период усиленной вестернизации османской культуры – европейское зодчество активно разрабатывало «национальные» направления, объединяемые термином «историзм». Обращение к «историческим» стилям, вдохновленное разнонаправленными поисками истоков национальных культур и их архитектурного выражения, имело разнообразные проявления: «в России в рамках “историзма” при покровительстве государства развивались “русский” и “византийский” “стили”, во Франции и Англии – “неоготика”, в Германии – “необарокко” и т. д.»⁸ Приглашенные европейские мастера не только механически переносили эти стили на Восток, но пытались разработать некий «неоисламский стиль», который, по их мнению, должен был «подойти» Константинополю как столице халифата, эклектично смешивая в декоре зданий элементы арабской, персидской, индийской, мавританской культур⁹. Вестернизированная «ретроспекция» оказалась для развития османской архитектуры лишь маргиналией, хотя и безусловно эффектной: политическая самостоятельность Османской империи, четкость условий заказа и жесткий государственный патронат в области общественного строительства позволили избежать распространения «колониального стиля», проявившегося в британских, французских, голландских и испанских владениях¹⁰; в то же время приглашенные мастера не только создали в крупных городах Империи (балканских, приэгейских, левантинских) образцы, соответствовавшие новейшим трендам европейской архитектуры, но и заложили основы османского профессионального архитектурного образования¹¹.

Османские версии «исторических стилей»

Неоготика

Реакция османской архитектуры и культуры в целом на «историзм» оказалась запоздалой – очевидно, в силу крайне слабой развитости интереса к истории, который в Европе был воспитан историческими романами эпохи романтизма (В. Скотт, В. Гюго, А. Дюма и т. д.) и который османское общество вряд ли могло оценить и разделить. Лишь часть европейски образованной османской интеллигенции (в том числе лидеры «новых османов», с 1867 г. находившиеся в Париже) оказалась увлечена трудами западных историков, некоторые из которых переводились и на османский язык, но по понятным причинам более интересовались историей исламской цивилизации, венцом которой представлялся Османский халифат¹².