Эволюция архитектуры османской мечети

Очевидно, что создатель Новой мечети Малатьи хорошо представлял себе как византийские памятники (например, стамбульскую Календерхане-джами, бывшую комниновскую церковь Богородицы Кириотиссы), так и историзирующие тренды современной ему культовой архитектуры. В его задачи не входило ни копирование образцов, ни даже подражание им – мастер создал странное смешение византийской планировки и конструкции, с одной стороны, и нео-османского декора, ориентированного на раннеосманские памятники, – с другой. Оставаясь маргиналией, мечеть провинциальной Малатьи свидетельствует как об активном поиске турецкой архитектурой начала XX в. корней, отличных от официальной нео-османской программы, так и о самой возможности обращения если не собственно к византийским первоисточникам, то к их переработке в рамках неовизантийской стилистики, причем не только в христианском церковном строительстве, но и в архитектуре мечети.

«Первое национальное архитектурное движение»

В первом десятилетии XX в. идеологическими преемниками «новых османов» выступили младотурки (Jön Tür kl er), сформулировавшие тезисы тюркизма, провозглашавшего примат национального объединения над государственной и религиозной принадлежностью; в названиях целого ряда организаций и их печатных органов появляется слово «тюрк»: «Türk Derneği»⁴⁷, «Türk Yurdu», «Türk Ocakları» и др. Противостояние этих доктрин ярко отразил Р.Н. Гюнтекин, автор «Птички певчей», в романе «Зеленая ночь» (1928), время действия которого отнесено к началу 1910-х гг.: «Только за то, что программу занятий по родному языку я назвал программой “турецкого языка”, заведующий отделом народного образования чуть не вышвырнул меня из школы. Если в этом краю самый высокий чиновник, ведающий просвещением, запрещает наш родной язык называть так, как он называется, и считает преступлением, когда мы говорим “турецкий язык” вместо “османского”, как можем мы называть власть, правящую в этом городе, национальной и патриотической?»⁴⁸ На смену «османскому (то есть территориально-государственному) патриотизму» приходит «национальный патриотизм», вдохновленный формально этнической идеей. Для показательной иллюстрации несовпадения понятий «панисламизм» и «тюркизм» персонаж той же «Зеленой ночи» вынужден склонять собеседника к нравственному выбору: «Представим себе, что сошлись в бою две армии, одна состоит из людей нетурецкой национальности, но наших братьев по религии, скажем, индусов, китайцев, яванцев; другая же – из наших братьев турок, но не мусульман. Теперь допустим, вам нужно оказать помощь одной из этих армий. К какой стороне вы бы присоединились? <…> Если вы окажете помощь туркам-немусульманам, значит, вы всего лишь националист. Если же примкнёте к мусульманам-нетуркам, значит, вы исламист. Или то, или другое…»

Младотурецкая революция 1908 г., в результате которой был смещен султан Абдул-Хамид II и восстановлена конституция, уравнивавшая в правах различные группы населения Империи и тем самым подрывавшая идею османской исключительности, стала в турецкой историографии точкой отсчета новой эпохи, причем не только в политике, но и в истории архитектуры. Переход от эклектичного историзма к национальному неоромантизму маркировало «Первое национальное архитектурное движение» (Birinci Ulusal Mimarlık Akımı), проводником которого стала учрежденная в том же 1908 г. «Ассоциация архитекторов и инженеров», декларировавшая необходимость поисков национальных корней и акцентирования именно «тюркских» элементов в официальном искусстве⁴⁹. Однако представления о какой-либо турецкой архитектуре, отличной от османской, на тот момент просто не существовало, и на практике декоративная программа нео-османского стиля была использована для выражения «тюркской идеи», сформулированной как политическая цель, но не аргументированной в качестве культурного ориентира.

Формирование «Первого национального архитектурного движения» следует характеризовать как риторическое присвоение практических наработок нео-османского стиля: и мастера, и программы обучения, и собственно архитектурная практика оставались прежними⁵⁰. Однако политическая победа тюркизма хронологически совпала с переходом от эклектичного историзма к национальному неоромантизму: если «османский Ренессанс» конца XIX в. отвечал имперской задаче напоминания об объединении государства, то перенесение на анатолийскую почву архитектуры модерна совпало с декларированным обращением к национальным корням. Каждая фаза развития политической идеологии удачно обретала «свой собственный» архитектурный стиль.