Другое дело, что иконографический репертуар «турецкой» архитектуры был так же трудноотделим от «османской», как и в представлении о «родном» языке. «Отец турецкого национализма» Зия Гёкальп первоначально лишь указывал на необходимость обращения к традиционным формам, в том числе народным промыслам, и лишь к концу 1910-х гг. стал говорить о неких единых для тюрков культурных ценностях51
. В течение первого десятилетия XX в. в Империи уже было подготовлено целое поколение архитекторов-практиков, которые усвоили набор элементов нео-османского стиля, обеспечивавших видимость исторической преемственности современных им памятников османской архитектуры – портики из стрельчатых арок, купола, «арки Бурсы», изразцовые панно.Иконография нео-османского стиля была полностью унаследована «Первым национальным архитектурным движением», история которого отсчитывается от построенного М. Ведатом здания Министерства почт и телеграфа (Почтамта) в стамбульском Сиркеджи; однако комплекс, законченный в послереволюционном 1909 г., был заложен еще в 1905 г., а проектировался в 1903-м, когда ни о турецком модерне, ни о каком-либо «национальном архитектурном движении» речь не шла. «Рубежность» этого памятника в турецкой историографии объясняется гипотетическими отсылками в его оформлении к доосманским художественным традициям вплоть до Сельджуков Рума52
; однако какие именно элементы архитектуры Почтамта восходят к сельджукской архитектуре, в какой момент между 1905 и 1909 г. «нео-османская парадигма» могла быть заменена «сельджукской», а также откуда эта последняя могла появиться в первом десятилетии XX в. – все эти вопросы не только оставлены без ответа, но даже не поставлены. Следует оговорить, что и на оценки Зии Гёкальпа, и на становление турецкого искусствознания значительно повлияли работы Г. Глюка и Й. Стржиговского, в которых формулировались тезисы о важности тюркского вклада в культуру Анатолии; однако эти работы были опубликованы только в 1917 г.53 Таким образом, «теоретическая база» была подведена под представления о «тюркском искусстве» намного позже, чем появились архитектурные памятники, которые – по мнению республиканских исследователей – олицетворяли «тюркскую идею»; архитектурная практика начала XX в. оказалась первичной по отношению к идеологии, «вложенной» в нее после Младотурецкой революции. Декоративная программа, разработанная в архитектурных и инженерных школах Империи под руководством европейских адептов позднего «историзма» для визуализации отто-манизма, оказалась попросту приспособлена для прокламации доктрины, противопоставленной оттоманизму.Зодчие 1910-х гг. создавали обобщенный архитектурный образ, отсылавший даже не к конкретным историческим памятникам (как это было в архитектуре «османского Ренессанса»), а скорее к желаемому представлению о соответствии определенному периоду, региону, этносу, активно и сознательно применяя во вполне современных постройках анахроничные конструкции, материалы, элементы декорации, вплоть до столь ценимых Гёкальпом продуктов традиционных промыслов. Подобная эксплуатация «цитат» вполне соответствовала методам модерна.
«Тюркский» архитектурный тренд проявился прежде всего в промышленной и гражданской архитектуре – офисных зданиях, учебных корпусах, железнодорожных станциях. Культовое зодчество оказалось на периферии поисков нового стиля, но, например, конкурсные проекты мавзолея, выполненные в 1909 г. в Академии изящных искусств54
, демонстрируют сохранившуюся актуальность наработок Синана: в основе плана центрического купольного объема лежит квадрат либо октагон, в одном случае расширяемый полукуполами до трифолия, в другом – дополняемый расположенными на диагоналях полуизолированными купольными помещениями. Оба проекта представляют собой пирамидальную композицию полусферических перекрытий, поднятую на высокий цоколь и дополненную очень высокой портальной рамой, в декоре которой использована «полосатая кладка» архивольта. Различия между проектами (расположение лестниц вдоль и поперек фасада по обе стороны от крипты, подковообразные и тюдоровские арки, заполнение люнетов изразцовыми панно и сталактитами и т. д.) свидетельствуют о программном использовании определенного набора элементов и о стремлении конкурсантов разнообразить типовой проект (что также соответствует алгоритму работы мастерской Синана).В рамках ведомственных и частных заказов и М. Ведату, и А. Кемалеттину, сохранившим свои лидирующие позиции среди национальных архитекторов, пришлось возводить культовые постройки – мечети и мавзолеи (например, гробницы Ахмеда Джевада-паши, Махмуда Шевкета-паши, Мехмеда V Решада), уже не ограничиваясь в выборе декора репертуаром нео-османского стиля и обращаясь к различным пластам средневекового анатолийского архитектурного наследия.