Эволюция архитектуры османской мечети

Другим полностью подготовленным конструктивным вариантом оказался подкупольный гексагон, ставший основой композиции в целом ряде «малых мечетей» 1550-1580-х гг. Достоинства этой конструкции, позволявшей добиваться интеграции углов интерьера в единое подкупольное пространство, были оценены преемниками Синана и реализованы в целом ряде «чиновничьих» мечетей – стамбульских Казаскер Иваз-эфенди (1585), Черрах Мехмед-паша (1594)¹⁵⁴, Хекимоглу Али-паша (1735), каирской Малика Сафийя (1710). Только в начале XXI в. опорный гексагон стал композиционной основой для культового здания, полностью соответствующего типу «большой османской мечети», возведенного в стамбульском Аташехире и получившем знаковое имя – Мимар Синан-джами ((2007–2012, арх. X. Ченальп); постановка 27-метрового купола на 6 опорах была подана именно как развитие одного из предложенных Синаном варианта, а на турецком сайте, посвященном проблемам реставрации архитектурных памятников, утверждается, что если бы Синан прожил еще десятилетие и после Селимие-джами проектировал еще одну огромную мечеть, для нее был бы использован именно гексагон¹⁵⁵.

Деятельность Синана фактически исчерпывает проблематику османского архитектурного поиска не только XVI в., но и всего классического периода османского зодчества. Многовекторность предложенных им планировочных, конструктивных, композиционных решений на два столетия предопределила развитие культового зодчества Империи – как столичного, так и провинциального, как в рамках монаршего патроната огромных мемориальных куллие, так и в частном заказе небольших молитвенных зданий. Спроектированные мастерской Синана комплексы сформировали восприятие Стамбула, центров Эдирне, Коньи и целого ряда других городов Анатолии и Румелии, а близкие к оригиналам реплики синановских мечетей впоследствии украсили большинство более-менее крупных населенных пунктов, входивших в ареал османского владычества.

Предложив в трех «больших османских мечетях» разное прочтение внутреннего пространства при сохранении единого образа, Синан превратил интуитивно найденную на рубеже XV–XVI вв. композицию, соответствующую представлению о масштабном триумфальном монументе, в архитектурный тип, наделенный необходимой вариативностью. В течение последующих столетий – пока османские султаны и политически, и финансово могли позволить себе возведение огромных комплексов, – этот тип сохранял актуальность в столичной строительной практике; при этом, несмотря на поиски мастеров, композиция сооружений уже не менялась, что свидетельствует об идеальном соответствии таких зданий как градостроительным, так и риторическим задачам (с учетом всех связываемых с ними политических ассоциаций) и как следствие – о закреплении архитектурных особенностей возводимых под патронатом султанов культовых объектов.

«Наследники Синана»: Культовая архитектура XVII – начала XVIII в.

Патронат «султаната женщин»

Тысячный год хиджры пришелся на 1591 г. христианского летосчисления. Начало второго тысячелетия ислама Османская империя встретила на пике своего могущества, но завоевания Сулеймана I и Селима II стали последними крупными территориальными приобретениями на западе, а на востоке противостояние с Ираном продолжалось с переменным успехом. Османы вели все более затяжные войны, требовавшие все больших расходов и приносившие все меньше славы, трофеев и приращений земель; правительство со все большим напряжением, но справлялось с анатолийскими восстаниями джеляли и янычарскими бунтами¹; с меньшим успехом Империя могла противостоять сепаратизму провинций, вынужденно делясь властью с вождями ливанских друзов, аравийскими шейхами, египетскими мамлюками, алжирскими деями². Слабость и неподготовленность новых султанов к управлению лишь отчасти компенсировалась усилением могущества визирей и инициативами жен монарха и особенно вдовствующих императриц – валиде султан.

Первая половина XVII в. вошла в турецкую историографию как «султанат женщин» (Kadınlar saltanatı)³, вторая – как «эпоха Кёпрюлю» (Köprülüler Devri), поскольку именно из этой семьи происходили семь великих визирей. И гарем, и высшие администраторы дорожили репутацией благотворителей и проявили себя в архитектурном патронате, но предпочитали основывать специализированные медресе, библиотеки, ханы⁴; в квартальных мечетях в Стамбуле уже не было недостатка, и небольшие куллие утрачивали привычную многофункциональность – вплоть до появления благотворительных комплексов, лишенных мечети (например, стамбульские куллие Хасеки Байрам-паша и Амджазаде Хусейн-паша)⁵.