Эволюция потребления. Как спрос формирует предложение с XV века до наших дней

За всеми этими обвинениями кроется инстинктивное желание видеть в религии нечто, противоположное материальному миру. Жизнь души и жизнь вещей понимаются как соперничающие между собой: чем больше последнего, тем меньше первого. Эта идея пронизывает христианскую философию, однако ее высказывал еще Платон. Затем ее подхватили философы Возрождения, а в начале ХХ века – такие мыслители, как Макс Вебер, которые размышляли над последствиями современного капитализма. Торжество разума, денег и современности, с этой точки зрения, естественно вело к секуляризации – и в плане признания иррациональности религиозных воззрений, и в плане ослабления роли церквей. Переход от традиции к современности оказал такое влияние на мироощущение людей, открыл столько жизненных перспектив, что для единой системы верований не осталось места. И смерть религии, с этой точки зрения, была лишь вопросом времени.

Насколько эти взгляды подкрепляются историей? И как товары и вещи в действительности повлияли на религиозную жизнь? Чтобы ответить на эти вопросы, нам нужно взглянуть на то, что произошло с религией в развитых христианских странах Запада, а также посмотреть, как вещи влияли на религию до эпохи изобилия. Кроме того, стоит проанализировать отношения религии и вещей в развивающихся странах и других религиях.

В случае с Западной Европой все кажется предельно простым. Нигде снижение влияния церкви не было таким драматичным, как в регионе, который когда-то был центром христианства. В 1910 году от Скандинавии до Средиземного моря 98 % людей были прихожанами христианских церквей и часовен. Спустя столетие менее двух третей населения называют себя христианами, и совсем небольшая часть этих людей регулярно посещает службу[1628]. Тем не менее потеря веры не произошла внезапно в эру изобилия в 1960-х. Как мы уже видели ранее, в Англии люди стали реже ходить в церковь еще в межвоенный период, и обеспокоенные современники показывали пальцем на эгоистичную культуру сиюминутных удовольствий еще в конце 1940-х, в период мер жесткой экономии и нормированных продуктов. В Великобритании (именно там сохранилось больше всего документов на эту тему) каждое следующее поколение, родившееся после Первой мировой войны, было менее религиозным, чем предыдущее[1629].

Однако за пределами этого богатого уголка мира тенденции после 1970-х были прямо противоположными. Распрощавшись с коммунизмом, Восточная и Центральная Европа стали богаче не только в плане вещей – в этих странах появилось и больше верующих; возрождение православия – яркое тому доказательство. В арабском мире рост благосостояния за счет нефти привел к исламизации, а не секуляризации. В Китае похожим образом быстрый рост и урбанизация совпали с ростом популярности буддизма – с 13 % в 1970-м до 19 % в 2010-м, а также с массовым переходом образованного среднего класса и бизнесменов к протестантизму. Однако ни одно из перечисленных религиозных движений не распространялось так быстро, как пятидесятничество, которое верит в крещение Святым Духом и силу даров, одним из которых является говорение на иных языках. В 1970 году лишь 5 % всех христиан были пятидесятниками. К 2010 году каждый четвертый христианин был пятидесятником, то есть всего 500 миллионов человек. Ривайвелизм стал популярен не только в бедных странах, таких как Ямайка и Северная Корея, но и в развивающихся, например в Бразилии. Если говорить в общем, то за последние три десятилетия случилось много такого, что полностью противоречит якобы непреодолимой тенденции к секуляризации, – и это в то самое время, когда огромное количество людей на планете выбрались из нищеты. Даже в богатой Западной Европе спустя полвека существования супермаркетов с самообслуживанием, чартерных рейсов и развлекательных телевизионных шоу на каждого агностика или атеиста приходятся два христианина[1630].

Соединенные Штаты предлагают нам ключ к разгадке того, как религия смогла обратить рыночную культуру себе во благо. В значительной мере наши представления проистекают из простого, но глубоко укоренившегося заблуждения, состоящего в том, что «традиционные» сообщества жили в золотом веке религии, который непременно должен был закончиться, как только люди стали «современными». В действительности в Америке произошло нечто совершенно противоположное. Американцы были менее (а не более) религиозны во времена Джорджа Вашингтона, чем Рональда Рейгана. В 1776 году, когда Соединенные Штаты провозгласили независимость, в церковь ходило всего 20 % населения Новой Англии. Оживление в религиозной жизни началось только во второй половине XIX века. К 1890 году уже 45 % посещали христианскую церковь или синагогу. Спустя тридцать лет это число выросло до 59 %; к началу XXI века – до 62 %. Вовсе не собираясь отступать, религия завоевала свое место под солнцем наряду с рыночной экономикой и потребительскими товарами. Именно в обществе изобилия в 1954 году надпись «In God We Trust» (с англ. «На Бога уповаем») появилась на всех монетах и банкнотах[1631].