Автор показывает, что этот поднявшийся с низов, получивший благодаря своему трудолюбию образование юноша, как и он сам, хорошо знаком с русской литературой. Особенно близки ему произведения Н. В. Гоголя, И. С. Тургенева, А. П. Чехова. Разумеется, здесь Г. Исхаки выражает и свое отношение к этим писателям.
При создании образа Мансура писатель продолжает развивать просветительские взгляды и традиции. Он в достаточной степени созвучен с героем романа М. Акъегета «Хисаметдин менла», чтобы заметить между ними принципиальное сходство. Хисаметдин также радеет за нацию, за свой народ. Помогает Мухтару, побирающемуся в городе. Несмотря на то что отец был указным муллой, он избирает для себя иной путь. Получив образование в Турции, он на протяжении нескольких лет обучает детей в своем доме. Дети в скором времени учатся читать-писать, усваивают арифметику и другие предметы.
Желая Мансура показать патриотом, каким является Хисаметдин, Г. Исхаки акцентирует свое внимание на его чувствах национальной гордости и патриотизма: «Все привычки булгар кажутся ему священными, все дела лучше, чем у других. Национальные праздники булгар – сабантуй, джиен, курбан-байрам (праздник жертвоприношения. –
Г. Исхаки подчеркивает в своем герое главную черту, характерную для Йусуфа, из стоящего у истоков татарской литературы поэтического романа «Сказание о Йусуфе» (Кул Гали), а именно: «Величие, великодушие, справедливость главного героя в том, что он умеет прощать того, кто признает свои ошибки» (С. 82).
Писатель через этот образ проводит идею о том, что юноша, получивший джадитское воспитание, к женщинам относится так, «как относится к мужчинам», т. е. не принижает их. В то же время, Г. Исхаки понимает, что просветители, принимающие равенство женщин, признающие их права, не в состоянии спасти всех женщин-татарок в татарском мире. Эта мысль близка к одной из идей драмы «Яшь гомер» («Молодая жизнь», 1908) Г. Кулахметова, написанной в одно время с «Нищенкой». В ней Вали говорит: «Во всей России разве только Зулейха жалкая девушка? В стотридцатимиллионной России, в которой люди копошатся в грязи, он якобы, желая служить народу, спасает Зулейху» [89. С. 381].
Как это свойственно для социально-психологического романа! Сложные, противоречивые переживания героев, новые отношения, зарождающиеся в общественной жизни, Г. Исхаки пытается раскрыть в некоторой степени в психологическом плане. С этой целью он вновь обращается к Сагадат и внимание читателя больше направляет на внутреннее состояние героини. О социально-психологических произведениях Н. Г. Чернышевский пишет так: «Первая задача истории – воспроизвести жизнь; вторая, исполняемая не всеми историками, – объяснить ее; не заботясь о второй задаче, историк остается простым летописцем, и его произведение – только материал для настоящего историка или чтение для удовлетворения любопытства; думая о второй задаче, историк становиться мыслителем, и его творение приобретает чрез это научное достоинство»[159. С. 364]. Для Г. Исхаки особенно важен анализ напряженных событий через переживания героини «Нищенки». Это симптоматичная черта его романной прозы.
С этой же целью писатель использует и картины природы. Рождение нового дня, белизну окружающего снежного моря он сравнивает с «луной и звездами, которые своим светом освещают изголовье Сагадат». На таком красивом фоне одиночество Сагадат, ее психологическое состояние еще более высвечивается, словно черное пятно на белом снегу. Под влиянием родившихся в душе тяжелых переживаний героиня обращается к луне: «Возьми и меня, у меня никого нет, а устала от этого мира, нет ни отца, ни матери». Так описывает писатель безвыходное состояние молодой девушки. А луна, видя состояние Сагадат, жалеет ее, одновременно, намекая на ее будущее, словно говорит: «Я тоже была как ты, я сейчас вот какая, вижу каждого человека, и ты тоже будешь как я».
Сиротство вынуждает Сагадат попрошайничать. С другой такой же попрошайкой Зухрой они решают идти к мечети за милостыней. Внешность Сагадат автор описывает в соответствии с ее социальным положением. Одетая в данные кем-то старый бешмет, драные чулки, она «совсем не была похожа на девушек, одетых в калфак, новое красивое платье, окаймленные сапожки, идущих по осени в гости по поводу гусиного праздника», а, скорее, походила на «пугало, которое выставляли на гречишное поле для отпугивания ворон».