Евреи, конфуцианцы и протестанты. Культурный капитал и конец мультикультурализма

Что касается социальной справедливости, то и здесь, как и в случае экономического развития, конфуцианство обоюдоостро. Теоретически его жесткая иерархическая структура функционирует в контексте «золотого правила», и вышестоящие обязаны относиться к нижестоящим уважительно и достойно. Пай отмечает: «Наиболее фундаментальный принцип конфуцианства... гласит, что по отношению к народу правитель всегда должен быть благожелательным и милостивым»[151]. Подчеркивание того, что люди должны знать свое место, в определенной мере компенсируется приоритетом личных достоинств (в противоположность «связям») в качестве основы для продвижения в иерархии. Высокий престиж образования также влечет за собой социальную мобильность.

Япония, Тайвань и Южная Корея добились паттерна распределения доходов, для которого характерна гораздо большая степень равенства, чем в США: опубликованный Программой развития ООН «Доклад о развитии человеческого потенциала» за 2006 г. сообщает, что на 20% самых бедных жителей США приходится 5,4% национального дохода, а на 20% самых богатых — 45,8%. Для Японии аналогичные показатели составляют соответственно 10,6 и 55,7%; для Южной Кореи — 7,9 и 57,5%. Хотя не существует доступных данных ООН по Тайваню, есть убедительные свидетельства того, что там распределение доходов сопоставимо с южнокорейским и является гораздо более справедливым, чем в США[152].

Несмотря на традиционную семейственность и клановость, радиус идентификации и доверия в Тайване и Южной Корее существенно превосходит то, что можно обнаружить в иберокатолических обществах. По данным World Values Survey за 2000 г. в 11 латиноамериканских странах из числа опрошенных в среднем 17% полагали, что большинству людей можно доверять; для Японии соответствующая доля была равна 42%, для Тайваня — 58% и для Южной Кореи — 27%. Чемпионом мира по недоверию стала Бразилия, где лишь 5% опрошенных считали, что большинству людей можно доверять. Любопытно, что чемпионом Европы по недоверию оказалась Португалия, где всего 10% опрошенных доверяют остальным людям.

Расовая, этническая и языковая однородность восточноазиатских обществ, несомненно, вносит свой вклад в национальную идентичность. Хотя в конфуцианской системе представлений отношения между правителем и подданными следуют за почитанием родителей, они во многих аспектах аналогичны — правитель представляет собой отцовскую фигуру. Уважение к правителю как к символу общности и национального государства, жители Восточной Азии усваивают с малых лет вместе с азбукой (или иероглифами). Но через посредство пятого — и единственный неавторитарного — вида конфуцианских взаимоотношений, а именно отношения между друзьями, они усваивают также определенное уважение к своим согражданам.

Макс Вебер о китайской культуре

Книга Макса Вебера «Конфуцианство и даосизм» («Konfuzianismus und Taoismus») была опубликована по-немецки в 1920 г. По-английски она впервые вышла в 1951 г. под названием «Религия Китая» («The Religion of China»). В ней Вебер анализирует влияние конфуцианства и даосизма — в частности, в сопоставлении с протестантской этикой и особенно с кальвинизмом — на способность китайцев создать динамичный капитализм. Последующие успехи китайцев (и корейцев) приводились как доказательство фундаментального дефекта в веберовском анализе[153].

Отмечая, что в Китае между серединой XVII и концом XIX в. современного капиталистического развития не наблюдалось, Вебер указывает на власть образованной элиты — мандаринов — как на силу, противостоявшую нововведениям: «Любое новшество могло представлять угрозу интересам отдельного чиновника в том, что касается дополнительных доходов от его должности». Однако он полностью признает «весьма незаурядную степень развития страны и интенсивность стремления китайцев к зарабатыванию денег», а затем добавляет: «Никогда ни в одной цивилизованной стране материальное благосостояние столь подчеркнуто не выставлялось в качестве конечной цели, как в Китае»[154].

Акцентируя внимание на отсутствии капиталистического накопления и инвестирования, он отмечает, что в то время как в Западной Европе по мере развития капитализма сельское население сокращалось, а размеры отдельного хозяйства увеличивались посредством объединения, в Китае сельское население быстро росло, в то время как размеры крестьянского хозяйства уменьшались. Ставшее результатом этого преобладание мелких крестьянских хозяйств укрепляло и традиционное рисоводческое сельское хозяйство, и традиционное крестьянское мировоззрение[155]. Неспособность модернизировать сельскохозяйственный сектор стала серьезным последствием сопротивления мандаринов налоговым и административным реформам, которые угрожали их интересам.