Евреи, конфуцианцы и протестанты. Культурный капитал и конец мультикультурализма

Вебер также ссылается на отсутствие эффективной правовой системы: «Самые известные из [императорских] эдиктов представляли собой кодификацию этических, а не правовых норм и отличались исключительной литературной ученостью». Субъективные и зачастую иррациональнее решения императора и мандаринов не способствовали поощрению инвестиций. Вебер далее отмечает, что, в противоположность протестантской этике пуританства, которая «всё деперсонализирует... в Китае вся общинная активность оставалась замкнутой внутри круга чисто личных отношений и была обусловлена ими». Его вывод: «Ограничения, создаваемые для объективного взгляда на вещи доминированием личных отношений... имели большое значение с точки зрения экономических установок, выступая препятствием для объективной рационализации. <...> Они, как правило, вновь и вновь привязывали индивида глубочайшими внутренними чувствами к его родственной группе и к тем, с кем он имел отношения, подобные родственным. <...> Великим достижением этических религий, и в частности этической, аскетической секты протестантизма, было то, что они разрывали родственные связи и утверждали превосходство общины, основанной на вере и этичном образе жизни, над общиной, основанной на кровных узах. <...> В экономических терминах это означало, что доверие в деловых вопросах основывалось на этических атрибутах каждого  индивида, подтверждаемых его объективным трудом и его призванием»[156].

Однако принципиальное препятствие на пути развития рационального предпринимательского капитализма Вебер усматривает в другом аспекте конфуцианской системы ценностей. Конфуцианец ценит богатство, однако рассматривает его как естественное следствие и побочную выгоду выполнения функции мандарина, т.е. как результат удачи или коррупционного поведения. Другой способ делания денег — производство и купля- продажа — ниже его достоинства. (Это пренебрежительное отношения конфуцианца к ремесленникам и торговцам аналогично традиционному отношению землевладельческой знати к «трудовым классам» в других культурах, включая традиционную культуру стран Иберии и Латинской Америки.) Вебер формулирует это следующим образом: «Для Конфуция всякий реальный специализированный экономический труд был филистерской задачей профессионалов. Для конфуцианца специалист, какой бы высокой ни была его ценность в терминах общественной пользы... никогда не мог быть возведен в статус человека, заслуживающего действительного уважения. Причина этого состояла в том — и это имело ключевое значение, — что “благородный муж” (хорошо воспитанный человек в конфуцианском смысле) не мог быть “орудием”, т.е. в своем самосовершенствовании в ходе адаптации к миру был он сам по себе конечной целью; он не был... средством достижения каких бы то ни было безличных целей. Ключевым положением конфуцианской этики было отвержение профессиональной специализации, современной профессиональной бюрократии и профессионального образования; оно означало прежде всего... отказ от формирования экономического навыка стремления к прибыли»[157].

Мандарины не только были снобами, они еще и вмешивались в чужие дела. Историк Джон Фэйрбэнк отмечает: «Купцы находились во власти чиновников, от протекции которых зависели, либо же они сами были наполовину чиновниками, действующими скорее в духе монополистического сбора налогов, нежели в духе предпринимателей, принимающих на себя риски создания производительных предприятий. Классические доктрины государства мало уделяли внимания экономическому росту и делали упор скорее на экономное использование сельскохозяйственных налогов, нежели на создание нового богатства»[158].

Правление мандаринов создало двухуровневое общество: на одном уровне образованная элита, на другом все остальные. Структура управления мандаринов достигала уровня уезда (но не деревни). Отчуждение местной администрации от населения обеспечивалось не только благодаря самоощущению интеллектуального и морального «превосходства», но и определенными проводившимися на постоянной основе политическими мерами, такими как перемещение администраторов с места на место каждые три года и запрет назначения в их родные поселки. Людям, которыми управляли представители образованной элиты, от последних, как правило, не было никакой пользы, и подданные, преследуя свои собственные интересы, пытались по возможности игнорировать тех, кто ими управлял.