Еврейские народные сказки. Том 3. Сказки евреев арабских стран

Мотив убийства матери сводит на нет современные интерпретации сказки. В этой ситуации Золушка уже не беззащитная жертва и не зависимая девочка, которая ждет, пока ее спасет прекрасный принц. Наоборот, она активный — если не душевнобольной — персонаж, который совершает преступление, противоречащее собственным интересам, то ли по глупости, то ли из-за аморальности, то ли в силу глубокой психологический патологии.

Существование этой версии бросает вызов современным трактовкам. Джек Ципес всячески осуждает сказку о Золушке как модель, на основе которой в современном мире воспитываются девочки. Б. Беттельгейм считает, что эта история артикулирует «ступени личностного развития, которые необходимо пройти, чтобы достичь самореализации, и представляет их в форме сказки — так, чтобы каждый смог понять, что ему нужно сделать, чтобы стать полноценным человеком» [24].

Дж. Ципес, наоборот, рассматривая сказку с позиции западной культуры, выделяет искаженное представление о женщине. Он характеризует сказку о Золушке как историю, которая основывается на «сексистских ценностях и пуританской этике и воспитывает общество, где для выживания необходимы соревновательность и успех» [25]. Но та Золушка, к которой большей частью обращаются авторы психоаналитических, литературно-социальных и феминистских интерпретаций, является продуктом литературной традиции XVIII–XX вв. В устной традиции ее образ куда более неоднозначен, рассказчик может ею восхищаться и смеяться над ней, жалеть ее или ей завидовать. Современные европоцентристские интерпретации отражают лишь идеи конца XX в. и не могут поэтому быть применимы ко всем ее версиям.

Сейчас наблюдаются попытки возродить теорию Якоба Бахофена (1815–1887), который анализировал сказку в ракурсе матриархата и наследования по материнской линии и считал, что история о Золушке — это след более раннего уровня эволюции человека. Но данная версия и другие варианты, где присутствует эпизод убийства матери, указывают на то, что сказка более многогранна. Неудачи и успехи Золушки требуют литературного и этнографического анализа, который опирался бы на исторический и культурный фон каждого из вариантов и, таким образом, охватывал всю широту и глубину человеческих чувств, которые проецировались на столь неоднозначную историю о Золушке.

Заключительная формула

Рассказчица завершает свою сказку формулой, кодой. Сказке как художественному тексту, который предлагается слушателям по случаю радостных и печальных семейных событий или без особого повода, на крышах, во дворах или дома, необходима формула, которая завершала бы вымышленный или исторический нарратив и его рассказывание. Заключительные формулы, так же как и открывающие, имеют своей целью обрамить историю и отделить ее от обычных разговоров, которые могут вестись до и после рассказа. Заключительных формул много, но в целом их можно разделить на два типа: риторические и жанровые.

Риторические формулы делятся на две группы в зависимости от их отношения к нарративу. Внутренние завершающие формулы опираются на содержание рассказанной истории. Наиболее известные из них — это различные вариации фразы «lebte lange Zeit vergnügt» (жили долго и счастливо), которая обрела популярность благодаря братьям Гримм и их сборнику немецких сказок «Детские и семейные сказки» (1812–1815). Внешние завершающие формулы, одну из которых использует рассказчица настоящей сказки, это фразы, которые не связаны с сюжетом истории и просто призваны обозначить ее конец.

Жанровые заключительные формулы, как можно понять из названия, привязаны к определенному жанру. В легендах это может быть подтверждение, что все рассказанное происходило на самом деле, за счет привязки к известному месту, человеку, времени, ритуалу или обычаю; часто в таких заключительных фразах содержится указание на их место в обществе. Завершение притч отсылает большей частью к существующей в культуре этической системе, а завершение сказок — к тому, что это вымышленная история.

Нарратор настоящей сказки использует полностью либо частично три внешние риторические заключительные формулы: утверждение, что Бог велик; отделение сказки, которая поплывет по метафорическим рекам, от рассказчика, который останется со своими слушателями; индивидуализацию аудитории: части истории представлены яблоками, которыми рассказчица кормила своих слушателей. Авраам, которого она назвала по имени, — это молодой человек ее внучки, и она завершила свой рассказ пожеланием: как принц женился на героине сказке, так, возможно, и Авраам наконец сделает предложение ее внучке и женится на ней.

1 Robbins, A. The Fairy-Tale Facade: Cinderella’s Anti-grotesque Dream // Journal of Popular Culture 32 (1998), 101.