Еврейские судьбы: Двенадцать портретов на фоне еврейской иммиграции во Фрайбург

Когда началась война, отца призвали в армию: с первых дней и всю войну отвоевал в боевых частях. Он и на войне не вылезал из-под капотов и из-под днищ, проявляя чудеса изобретательности в восстановлении и ремонте автотехники.

Когда вермахт начал приближаться к Балте, дедушка погрузил всю семью в запряжённую лошадьми телегу и отправился на восток, перед или вместе с отступающими частями Красной Армии. Отец тогда чудом сумел разыскать их и попрощаться – его часть следовала своим маршрутом.

Вскоре немцы догнали беженцев, и Вайнбергам пришлось вернуться в Балту. Довольно скоро оккупанты организовали в Балте гетто, и вся семья переселилась в дом по улице Кузнечной. В каждой из его нескольких комнат проживало по нескольку еврейских семей. Когда пришли беженцы из Бессарабии, их поселили в этом же доме, теснота была невероятная.

Аркадию было всего два с половиной года, но в память врезалось несколько ярких эпизодов. Первый: открывается дверь, и в проеме появляется немецкий офицер в фуражке с кокардой. В комнате же лежит на кровати мальчонка с горлом, завёрнутым в полотенце, и, как его научили взрослые, изображает больного. Что с ним? – спросил немец, а ему говорят: тиф. Тогда дверь моментально захлопывается, и немцы спешно ретируются. Тифа они очень боялись.

Другой эпизод: ночная облава. Слышны шум и немецкая речь, приближающиеся к комнате, в которой жила семья Аркадия. Когда они были уже совсем близко, мама спрятала сына под кровать, а сама бросилась бежать, отвлекая немцев на себя. Те бросились за ней и начали стрелять. На счастье, она побежала в огороды и провалилась в один из советских окопов, а немцы решили, что они её убили. Когда всё стихло, мама вернулась, вытащила мальчика из-под кровати и успокоила, как могла. Вот такие геттовские ночи пережил Аркадий тогда – и вспоминает сейчас.

Еще случай – уже ближе к концу войны. Все обитатели дома собрались в одной самой большой комнате. Вдруг – сильный грохот и стук в двери и окна. Все бросаются на пол, к стенкам. По окнам же начинают стрелять: румыны. В комнате на полу лежит снятая с петель внутренняя дверь. Бабушка прислоняет эту дверь к стене и прячет внука за ней, защищает от пуль. Один пожилой еврей, знающий румынский, вызывается выйти и переговорить с румынами. Он выходит и через какое-то время возвращается: надо румынам что-то дать. Каждый дал что мог, старый еврей вынес это румынам, и они ушли: слава Богу, откупились!

Вот ещё один яркий эпизод: вероятно, к концу войны, так как немцы были уже не такие наглые. Какой-то еврейский религиозный праздник, скорее всего еврейский новый год, и в конце сентября уже прохладно. Мужчины, в основном старики, собираются провести богослужение. Без кипы или другого головного убора не пускают, но Абраше дал свою кепку дедушка, у которого болела нога. Мальчик решил подогреть кепку, и надел ее на чайник, стоявший на печке-румынке. Когда повалил дым, было уже поздно: кепка была загублена. На службу Аркадия не пустили, от дедушки он получил нагоняй.

Аркадий Вайнберг в Балте с родителями и братом / Arkadij Weinberg in Balta mit seinen Eltern und Bruder (1956)

Однажды маленький Абраша пропал! Нашли его не сразу, причем на маленьком базарчике, где еврейские женщины продавали изделия собственного изготовления: булочки, пирожки и всякую всячину. Когда мама добежала до базарчика, ей открылась такая картина: сын ее стоит в окружении целой толпы женщин и поет еврейские песни! Женщины вокруг него плачут и дарят, кто что может. Мама, счастливая от того, что сын нашелся, забирает его и ведёт домой.

Абрам подзабыл слова самой красивой песни, но запомнил ее мелодию и один куплет – про маленькое дитятко. Он записал его – в надежде, что кто-нибудь помнит остальное:

Клейнычкы кындерлех ин дер ганце вельт

Ме шлугт зи, ме трайбт зи, ме шмайст зи ан ди вент

Ариель аденой, вус же швайгст ду Готеню дем гой

Ой бойнешелойлем, ариель аденой.

Война же шла к победному концу, советские войска приближались к Балте. Уже вдалеке слышалась канонада, и дом на Кузнечной улице в гетто опустел. Все попрятались, все боялись казни в последний момент: часть жильцов – в подвале, часть – на чердаке.

Вайнберги были на чердаке. Сквозь чердачное окошко было видно, как перед домом появился на лошади партизан. Он был не в военной форме, за спиной винтовка, а на шапке наискосок красная лента. Погарцевал на лошади, посмотрел туда-сюда и ускакал.

Никто из гетто не поторопился выйти к нему, а вскоре в Балту вошли регулярные части, и счастью узников не было предела.

Они выжили, они уцелели – и в этом заключался их подвиг! Позади – три года страха, теперь можно никого не бояться, спокойно ходить по улице, селиться, где удобно.