Еврейскiй вопросъ

Но и въ современной Францiи, притомъ между людьми самыми свободомыслящими и самыми независимыми изъ числа политическихъ писателей, нѣтъ недостатка въ такихъ, которые какъ нельзя лучше понимаютъ, что такое жиды. Выдающимся примѣромъ является Рошфоръ, который въ своемъ романѣ “Развращенные” (“Lеs Deрrаve”, Женева, 1875) довольно наглядно показалъ, какую роль играли жиды въ развращенiи французскаго, общества. Въ этой, въ истинномъ смыслѣ слова нравоописательной, книге мужа, который, своимъ энергичнымъ стилемъ среди господства эпигоновъ показалъ, что французская проза и нынѣ еще кое-что значитъ, — въ этомъ изображенiи интриги частнаго лица, доведенной до крайней степени преступности и развращенности, душою всякаго мошенничества, какое только ставится на сцену и эксплоатируется, является iудей и его семья. Этотъ iудей — элементъ вполнѣ сознательный, находитъ себѣ удовольствiе въ собственной подлости и въ разжиганiи у другихъ дрянныхъ поползновенiй къ эксплоатацiи всякихъ случайностей и отношенiй, выискивая для этого элементы простодушные, обогащается и съ успѣхомъ втирается въ высшiя дѣловыя сферы противъ ихъ воли. Такимъ образомъ авторъ затрогиваетъ типъ современнаго iудея, пожалуй, лучше, чѣмъ Шекспиръ затронулъ современнаго ему iудея въ своемъ Шейлокѣ, съ которымъ у перваго, въ сущности, есть только одна общая черта, именно племенная жестокость и упрямство. Это — крутой представитель и эксплоататоръ испорченности, крутой своею нечеловѣческою жестокостью, съ какою проявляетъ онъ свою враждебность къ лучшимъ элементамъ человѣческаго рода. Это — въ высшей степени антигуманная фигура, и въ этомъ пунктѣ Рошфоръ, своимъ изображенiмъ современныхъ ему нравовъ, коснулся истины ничуть не меньше, чѣмъ и Вольтеръ своимъ суммарнымъ историческимъ сужденiемъ.

Рошфоръ относился къ евреямъ еще враждебнѣе, чѣмъ Вольтеръ. Съ того времени, какъ мною впервые написано было о немъ все вышесказанное, все яснѣе и яснѣе обнаруживалось то положенiе, какое занималъ онъ въ смыслѣ возбужденiя французовъ противъ Германiи. Если его, такъ сказать, феодальное происхожденiе сдѣлало изъ него въ нѣкоторомъ родѣ французскаго патрiота, который не хочетъ знать или не понимаетъ прежней несправедливости Францiи по отношенiю къ Германiи, то нечего удивляться тому, что этотъ радикалъ въ политикѣ, каковымъ онъ былъ безспорно, придерживался традицiй дуэли, унаслѣдованныхъ имъ отъ своихъ предковъ. Такiя обстоятельства отнюдь не обезцѣниваютъ его изображенiя свойствъ евреевъ, а къ чему-либо, что хватало бы дальше этого, въ родѣ того, напръ., что мы находимъ у Вольтера, сколько мнѣ извѣстно, до 1898 г. онъ не пришелъ. Съ этого же времени, видимо подъ давленiемъ обcтоятельcтвъ и практическихъ необходимостей антисемитизма, онъ пошелъ дальше, и въ своѣмъ журналѣ “Intrаsigеаnt” прямо и нѣкоторымъ образомъ систематически, пылко и энергично, пошелъ въ аттаку на iудейскую расу однако въ этомъ отношенiи ни къ какой собственно политической программѣ не пришелъ.

По примѣру Германiи и во Францiи началось, какъ бы по долгу службы, такъ называемое антисемитическое, движенiе, но въ сущности приняло также реакцiонную окраску, и хотя сервировано было съ большимъ шумомъ, оказалось еще ограниченнѣе. Какъ тамъ, такъ и здѣсь оно видимо и не разъ попадало въ руки потомковъ iудеевъ. Христiанскiе аллюры и, не скажу фанатическое, но — гдѣ было нужно — прикрытое маскою iезуитства, отправленiе чего-то такого, что у нихъ называется религiей, все это можетъ въ довольно широкихъ рамкахъ разыгрываться во Францiи подъ прикрытiемъ католицизма или, по крайней мѣрѣ, легкомысленно раздуваться. При этомъ, главными раздувалами были литераторы-попы съ кое-какою примѣсью iудейской крови, но останавливаться на этомъ значило бы придавать этому виду слишкомъ большое значенiе и вводить въ заблужденiе публику значительностью подобныхъ фигурантовъ, каковой они на дѣлѣ не имѣли.

Въ противоположность такимъ обскурантистскимъ бумагомарателямъ, не мѣшаетъ еще разъ обратиться къ великому не одною своею насмѣшкою Вольтеру. Онъ презиралъ евреевъ какъ античныхъ, такъ и современныхъ, не только отъ всего сердца, но и всѣми силами ума. Поэтому, чтобъ освѣжить голову отъ всего этого туманнаго и полусемитическаго, обманнаго и половинчатаго, антисемитизма, приведемъ одно серьозное и сильное мѣсто изъ Вольтера. Оно находится у него въ ряду статей, которыя онъ собралъ подъ названiемъ Философскаго Словаря, приэтомъ, — что придаетъ ему еще большее значенiе, — какъ разъ въ статьѣ о терпимости. Здѣсь онъ совершенно серьозно говоритъ, что народъ iудеискiй, во многихъ отношенiяхъ, есть гнуcнѣйшiй изъ всѣхъ гнусныхъ народовъ, когда-либо осквернявшихъ землю. Буквально, Вольтеръ говоритъ тамъ: “C'еst а rеgrеt quе jе раrlе dеs Juifs; cеttе nаtiоn еst, а biеn dеs egаrds, lа рlus detеstаblе qui аit jаmаis sоuille lа tеrrе”.