Читаем Еврипид и его трагедийное творчество: научно-популярные статьи, переводы полностью

Кто был автором этого мотива нового брака, столь эффектно обогатившего мотив статуи? Ответа на этот вопрос мы дать не можем; самый мотив мы находим там и сям в позднейшей мифографической традиции, и я думаю, что его происхождение естественнее всего объяснить так, как это сделано здесь. А теперь пора перейти к тому, у кого сюжет античной Леноры получил свою классическую обработку, – к Еврипиду и его «Протесилаю».

V

Поставим, однако, еще один вопрос – тот самый, который мы поставили выше по поводу новейшей Леноры. Следует ли видеть в развязке драмы награду или кару? И если последнее, то за что?

Относительно мотива призрака ответ не может быть сомнителен: умершего Протесилая отпускают из преисподней для того, чтобы утешить верную вдову, – здесь идея награды подчеркнута даже еще сильнее, чем в новейшей народной песенке. Другое дело – мотив статуи; божьей милости нет никакой, и если собрать воедино все черты варианта – безвременную смерть молодого мужа, скорбь вдовы, жалкое утешение, которое она находит в своей любви к статуе, ее гибель – то героиня представится, несомненно, несчастной и, стало быть, наказанной. Кем и за что? Что касается первого вопроса, то если кому угодно было видеть в привязанности героини к статуе извращение половой чувственности под влиянием утраты прямого предмета любви, то он виновницей кары должен был признать Афродиту. Что же касается второго вопроса, то мы прямого ответа дать не можем, но у древних поэтов имелось в таких случаях несколько трафаретное объяснение: герой наказан за то, что не воздал божеству при таком-то случае такой-то почести. Возможно, что оно было пущено в ход и здесь.

Как бы то ни было, вот содержание трагедии Еврипида, насколько его можно восстановить на основании отрывков и всей позднейшей традиции.

В прологе выступает, как это часто бывает у нашего поэта, божество – а именно Афродита. Она разгневана на Лаодамию; жертвой ее гнева пал – быть может, от руки ее сына Энея – молодой муж виновной, расставшийся с нею в первый же день после брачной ночи. Теперь царь Акаст готовит для нее новую свадьбу, но ей не бывать: она внушила невесте-вдове неестественную любовь, которая будет причиной ее гибели.

Сходятся филакийския жены, подруги Лаодамии (это – хор трагедии); они хотят уговорить ее, ввиду предстоящей свадьбы, отказаться от траура и надеть приличествующий случаю наряд. Лаодамия выходит к ним; к их утешениям и советам она глуха; видно, что ее мысли где-то далеко и всего менее с ее новым женихом. Иногда странная, загадочная улыбка скользит по ее устам; с нетерпением ждет она наступления ночи. Подругам она говорит, что хочет очиститься вакхическими обрядами, которые должны быть недоступны непосвященным; удаляясь, она просит их спеть вакхическую песню в честь бога, что они и делают.

Следующее происходит за сценой, в терему Лаодамии, и делается известным зрителю позднее, через очевидца – как это принято в греческой трагедии. С немногими наперсницами Лаодамия вошла в заповедную комнату своего терема; здесь, в крытой зеленью беседке, увенчанный плющом, стоит восковой кумир Протесилая, преобразованный в Диониса. Флейты играют, кимвалы гудят; под звуки этой оглушительной музыки вдова-вакханка справляет свою мистическую свадьбу с новым Дионисом – подобие той, которую ежегодно справляла в древнейшем афинском святилище на Лимнах супруга архонта-царя с тем же Дионисом, в память афинской царицы Ариадны…

Знала ли Лаодамия, что она делала, воздавая такие почести восковому кумиру? Знала ли она о таинственной, магической связи между восковым изображением и изображаемым? Страстные, восторженные призывы, обращенные к бездушному подобию Протесилая, проникли к нему самому; врата смерти слабеют перед силою чар; царь подземных отпускает вызванную душу; Гермес провожает ее обратно в мир живых. В исступлении дионисовой пляски Лаодамия упала, изнуренная, к подножию своего кумира; внезапно перед нею предстал сам Протесилай, молодой и прекрасный – каким он был, когда прощался с нею, отправляясь в роковой поход. Этот момент трагедии изображен на знаменитом саркофаге, хранящемся в церкви св. Клары в Неаполе.

Ночь прошла; стало светать. К терему Лаодамии приближается служитель с плодами для жертвоприношения. Обыкновенно она бывает готова в это время; теперь же все тихо, дом молчит. Что бы это могло значить? Он смотрит сквозь щель – и в ужасе отшатывается. Так вот она, значит, эта прославленная верность его молодой госпожи! Вот зачем она так упорно отказывается от нового брака! А впрочем, разве не все женщины таковы? С проклятиями по адресу слабого пола идет он рассказать царю Акасту о своем открытии.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Социология искусства. Хрестоматия
Социология искусства. Хрестоматия

Хрестоматия является приложением к учебному пособию «Эстетика и теория искусства ХХ века». Структура хрестоматии состоит из трех разделов. Первый составлен из текстов, которые являются репрезентативными для традиционного в эстетической и теоретической мысли направления – философии искусства. Второй раздел представляет теоретические концепции искусства, возникшие в границах смежных с эстетикой и искусствознанием дисциплин. Для третьего раздела отобраны работы по теории искусства, позволяющие представить, как она развивалась не только в границах философии и эксплицитной эстетики, но и в границах искусствознания.Хрестоматия, как и учебное пособие под тем же названием, предназначена для студентов различных специальностей гуманитарного профиля.

Владимир Сергеевич Жидков , В. С. Жидков , Коллектив авторов , Т. А. Клявина , Татьяна Алексеевна Клявина

Культурология / Философия / Образование и наука
Повседневная жизнь Китая в эпоху Мин
Повседневная жизнь Китая в эпоху Мин

Правление династии Мин (1368–1644) стало временем подведения итогов трехтысячелетнего развития китайской цивилизации. В эту эпоху достигли наивысшего развития все ее формы — поэзия и театр, живопись и архитектура, придворный этикет и народный фольклор. Однако изящество все чаще оборачивалось мертвым шаблоном, а поиск новых форм — вырождением содержания. Пытаясь преодолеть кризис традиции, философы переосмысливали догмы конфуцианства, художники «одним движением кисти зачеркивали сделанное прежде», а власть осуществляла идейный контроль над обществом при помощи предписаний и запретов. В своей новой книге ведущий российский исследователь Китая, профессор В. В. Малявин, рассматривает не столько конкретные проявления повседневной жизни китайцев в эпоху Мин, сколько истоки и глубинный смысл этих проявлений в диапазоне от религиозных церемоний до кулинарии и эротических романов. Это новаторское исследование адресовано как знатокам удивительной китайской культуры, так и тем, кто делает лишь первые шаги в ее изучении.

Владимир Вячеславович Малявин

Культурология / История / Образование и наука