Читаем Еврипид и его трагедийное творчество: научно-популярные статьи, переводы полностью

Приходит в исступлении гнева Акаст. Он хочет вломиться в спальню дочери, захватить на месте преступления ее любовника – но, прежде чем он мог исполнить свою угрозу, дверь сама отворяется, из терема выходит, вместо незнакомого прелюбодея, его зять Протесилай. Гнев сменяется ужасом, ужас – новым гневом. Зачем он здесь? Зачем простирает из мрака преисподней свои ненасытные руки на ту, которой место еще долго среди живых? Начинается спор – странный, тягостный спор: о правах жизни и правах смерти, о любви, побеждающей ад, и об убогих расчетах земного благополучия. На этот раз побеждает жизнь: является вторично Гермес и напоминает Протесилаю, что дарованное ему время прошло, что преисподняя ждет своего жителя. Протесилай исчезает; Акаст входит в покои своей дочери.

Он застает ее в забытьи, обнимающей кумир мнимого Диониса. Теперь причина происшедшего для Акаста очевидна: эти притворные вакхические таинства, которые якобы для очищения справляла его дочь, – это были чары, преступные, нечестивые чары, направленные к разрушению преграды между жизнью и смертью, к распространению власти смерти на мир живых. И этот восковой кумир Протесилая – главное орудие этих чар, главное звено между его домом и обителью мертвых. Но он разрушит это звено, он вернет свою дочь тому миру, который имеет все права на нее. По его приказанию сооружают костер; он хватает кумир. Тщетно сопротивляется Лаодамия, обвив руками единственный залог возвращения своего мужа: «Не выдам, хоть он и бездушен, моего друга!» Его вырывают, с ним – венки и кимвалы и все символы притворных Дионисий. Вот уже все охвачено пламенем; вторично смерть осеняет Протесилая, и на этот раз окончательно и без возврата. Да, Акаст был прав: восковой кумир был звеном между царством смерти и его дочерью; теперь, охваченный смертью, он и ее увлекает с собою. Лаодамия, «еще украшенная символами вакхических таинств», бросается в пламя, поглотившее ее друга; теперь они вновь соединились – соединились навсегда.

VI

Такова эта странная трагедия – одно из самых безумных творений прихотливой музы Еврипида. Как видно с первого взгляда, поэт достиг разнообразия и обилия действия тем, что соединил оба параллельных мотива мифа о Лаодамии – исконный мотив призрака и придуманный для его рационалистического истолкования мотив статуи. От их соединения получился, путем своего рода творческого синтеза, новый благодарный мотив – мотив чар. Магическое значение воскового изображения известно из символических обрядов греческого любовного колдовства: так, Симета топит в огне восковое подобие своего неверного жениха, чтобы заставить его испытать муки любви. Фикция вышла очень убедительной и еще более эффектной.

Эффектной, да; но для кого? Насколько мы можем судить, современники Еврипида отнеслись холодно к этой его трагедии с ее смесью небывалого эротизма и романтической эсхатологии; по крайней мере, Аристофан, столь усердно высмеивавший все сколько-нибудь замечательные драмы этого антипатичного ему поэта, совершенно обходит своим вниманием его «Протесилая». По-видимому, Еврипид, создавая его, опередил настроение своих соотечественников на добрые полтора столетия: когда наступила эпоха александрийского романтизма, тогда только народилась публика, способная понять и оценить эту трагедию.

Зато этой публике она пришлась по вкусу целиком, какова она была. Мы знаем, что александрийские поэты подвергли мифы старинной родины новой переоценке и переработке, всюду выдвигая или вводя те элементы, которые мы ныне называем романтическими; Лаодамию они быстро приобщили к каталогу своих любимиц, но, сколько ни перерабатывали ее, ничего существенно нового к ее еврипидовской фабуле прибавить не могли. Мы судим об этом не столько по оригинальной александрийской поэзии – от нее нам ничего сюда относящегося не сохранилось, – сколько по ее подражательнице, римской поэзии первого века до Р. X.

Начнем с Катулла. Говоря об услуге, оказанной ему другом, – этот друг предложил ему свой дом для свиданий с Лезбией, – он вспоминает схожую сцену из мифологии, а именно тайные свидания до брака Лаодамии с Протесилаем:

Перейти на страницу:

Похожие книги

Социология искусства. Хрестоматия
Социология искусства. Хрестоматия

Хрестоматия является приложением к учебному пособию «Эстетика и теория искусства ХХ века». Структура хрестоматии состоит из трех разделов. Первый составлен из текстов, которые являются репрезентативными для традиционного в эстетической и теоретической мысли направления – философии искусства. Второй раздел представляет теоретические концепции искусства, возникшие в границах смежных с эстетикой и искусствознанием дисциплин. Для третьего раздела отобраны работы по теории искусства, позволяющие представить, как она развивалась не только в границах философии и эксплицитной эстетики, но и в границах искусствознания.Хрестоматия, как и учебное пособие под тем же названием, предназначена для студентов различных специальностей гуманитарного профиля.

Владимир Сергеевич Жидков , В. С. Жидков , Коллектив авторов , Т. А. Клявина , Татьяна Алексеевна Клявина

Культурология / Философия / Образование и наука
Повседневная жизнь Китая в эпоху Мин
Повседневная жизнь Китая в эпоху Мин

Правление династии Мин (1368–1644) стало временем подведения итогов трехтысячелетнего развития китайской цивилизации. В эту эпоху достигли наивысшего развития все ее формы — поэзия и театр, живопись и архитектура, придворный этикет и народный фольклор. Однако изящество все чаще оборачивалось мертвым шаблоном, а поиск новых форм — вырождением содержания. Пытаясь преодолеть кризис традиции, философы переосмысливали догмы конфуцианства, художники «одним движением кисти зачеркивали сделанное прежде», а власть осуществляла идейный контроль над обществом при помощи предписаний и запретов. В своей новой книге ведущий российский исследователь Китая, профессор В. В. Малявин, рассматривает не столько конкретные проявления повседневной жизни китайцев в эпоху Мин, сколько истоки и глубинный смысл этих проявлений в диапазоне от религиозных церемоний до кулинарии и эротических романов. Это новаторское исследование адресовано как знатокам удивительной китайской культуры, так и тем, кто делает лишь первые шаги в ее изучении.

Владимир Вячеславович Малявин

Культурология / История / Образование и наука