Еврипид и его трагедийное творчество: научно-популярные статьи, переводы

Так в отдаленные дни, нетерпением страсти пылая,
В Протесилая чертог Лаодамия вошла,
Тщетно основанный, прежде чем кровью священной своею
Жертва могла обагрить вышних владык алтари.
Да не полюбится мне, Немезида, суровая дева,
Дело, что наших господ воле перечит святой!
Жаждет голодный алтарь благочестия дани кровавой!
Это признать и ее опыт лихой научил.
Вырвал несчастную рок из объятий желанного мужа
Прежде, чем в сладкой цепи идя, зима за зимой
Негою долгих ночей утоляла любовную жажду,
И одинокая жизнь стала возможна жене.

Роль Лаодамии здесь чисто эпизодическая, а это в свою очередь исключает всякую возможность новаторства в области мифа о ней; вряд ли можно сомневаться, что Катулл следует здесь своему образцу, александрийской поэзии. Дает ли она что-либо новое в сравнении с Еврипидом? Одну маленькую, но интересную подробность. Очевидно, и наш неизвестный автор представлял себе участь Лаодамии как кару: кара предполагает прегрешение, но против кого? Еврипид, поставивший себе тот же вопрос, отвечал на него: против Афродиты; вот в этом отношении наш поэт и разошелся с ним… Позволю себе заметить – если бы кто нашел неясным в моем переводе отношение оборота: «прежде чем и т. д.», – что я тут воспроизвожу намеренную туманность самого подлинника: александрийские поэты, а с ними и их римские подражатели требовали очень внимательного и вдумчивого к себе отношения. Все же при более тщательном размышлении становится несомненным, что поэт хотел сказать следующее: вина Лаодамии заключалась в том, что она, не дожидаясь свадьбы с ее жертвоприношениями, ускорила свое счастье тайными свиданиями с Протесилаем в его неоконченном доме. Этим она возбудила против себя гнев – не Афродиты, конечно, которую брак как таковой не интересовал, а строгой покровительницы этого учреждения Геры. Свадебные жертвоприношения имеют целью расположить эту богиню в пользу брачущихся; в нашем случае Гера, почувствовав себя оскорбленной, отомстила Лаодамии тем, что разорвала ее брак тотчас после его заключения и предоставила молодую жену всем пыткам возбужденной, но неутоленной страсти… В этом последнем заключается, к слову сказать, характерная особенность Катулловой версии; мы не называем ее, однако, новшеством, так как считаем очень вероятным, что она имелась уже у Еврипида.

Но при чем здесь «тщетно основанный» (inceptam frustra) чертог Протесилая? Александрийские поэты любили намеки и писали для читателей, умеющих их понимать. В данном случае намек обнаруживает нам и происхождение всей идеи оскорбления Геры. Автор постарался вдуматься в смысл гомеровских стихов о Протесилае (см. выше):

Там он в Филаке жену неутешной вдовою оставил
И полуконченый дом…

Почему «полуконченый» (hemiteles)? Конечно, ответим мы, не в том смысле, что самое здание не было достроено, а либо в более широком (молодожены не успели вполне устроиться), либо в символическом (дом как семья завершается рождением детей). Но мы знаем в то же время, что древние иногда – например Лукиан – понимали наш оборот именно в его прямом смысле; и вот рождался дальнейший вопрос: каким образом дом Протесилая мог оказаться недостроенным? Невесту вводили, разумеется, в готовый дом жениха; итак, мы в данном случае имеем фактическое ускорение или предварение свадьбы… Отсюда – дальнейшее.

Несколько старше Катулла был малоизвестный поэт Левий, от поэм которого нам сохранились только заглавия да отрывки; среди них была также посвященная нашему сюжету баллада под вычурным заглавием «Протесилаодамия». Это была, судя по отрывкам, настоящая баллада в нашем смысле слова, написанная короткими ямбическими стихами, точь-в-точь как и сама «Ленора»; переводя ее отрывки, я только рифму прибавил от себя. Лаодамия тоскует по пропавшем без вести супруге; что он умер, этого она не знает, и в ее душе со страхом за жизнь милого борются и другие заботы:

«Затмил, боюсь, в краю богатом
Красавиц Илиона рой,
Сверкая жемчугом и златом,
Подруги память молодой;
Его пленила чужестранка —
О, если б ложен был мой страх! —
Краса Востока, сардиянка
С лидийской негою в очах!»