Еврипид и его трагедийное творчество: научно-популярные статьи, переводы

Кстати, этой игрой Софокл вознаградил свою публику за отсутствие музыкального аккомпанемента при вступительной песни хора. Надо полагать, что исполнение этого интермеццо было виртуозным: ведь сам бог предполагался исполнителем. Зная, как искусно сам Софокл умел играть на кифаре, мы охотно предположили бы, что он и здесь, как в своем «Фамире», выступил в роли кифариста. Но нет: та же традиция сообщает нам, что то его выступление было единственным, и мы не имеем основания прекословить ей.

Чудесная игра умолкает; невольные слушатели по-прежнему лежат на земле. К ним приходит Силен; узнав о причине их страха, он пристыжает их в великолепной, проникнутой благородным негодованием речи… мы знаем уже эту его черту. Удивляться можно только скромности, с которой его выродки-дети ему отвечают; не всегда они бывают с ним так почтительны.

Решено на таинственную игру ответить удалой песней. Петь будут сатиры, аккомпанировать – Силен… Конечно, только свистом, так как никакого музыкального инструмента, мы это уже знаем, в распоряжении нашего хора не имеется. Так-то поэт вторично обошел затруднение, о котором речь была выше. Песня под аккомпанемент свиста – это была, очевидно, редкая диковина, вполне идущая к веселому характеру сатирической драмы. Ее текст, к сожалению, сильно пострадал, все же из краткого резюме Киллены видно, что наша «свистопляска» в буквальном значении слова состояла из двух частей – одной охотничьей, другой, так сказать, сыскной: мнимый зверь первой части во второй оказывается выслеженным вором. Сатиры выступают здесь настоящими собаками-ищейками: даже клички они дают себе собачьи.

А впрочем, выслежен наш вор пока только в фантазии; пыл сатиров и их вдохновителя быстро остывает, когда из пещеры вторично раздаются те же загадочные звуки. Это – второе музыкальное интермеццо, вторая награда публике за отсутствие обычного аккомпанемента в только что прослушанной песне. Новый припадок трусости у хора, новые увещания со стороны блюдущего свое родительское достоинство Силена. Решено вызвать загадочного виртуоза – сначала честью, а потом, ввиду его упорства, и более решительными мерами.

Эти более решительные меры описываются Силеном; по-видимому, речь идет о бойкой деревенской пляске. Мы знаем, что таковая была неизменной принадлежностью сатирической драмы; звали ее технически сикиннидой. Эта сикиннида эффектно отделяла первую часть драмы от другой, ознаменованной участием нового действующего лица – ореады Киллены. Силен в этой второй части отсутствует; надо полагать, что он исчез незаметно под шум сикинниды, предоставив своим сыновьям расправу с таинственным незнакомцем.

* * *

Из пещеры выходит на шум нимфа Киллена. Это – персонаж новый; гомерический гимн его не знает – там, в пещере, с Гермесом обитает одна только Мая. К чему эта замена? Поэт говорит нам, что Мая ослабла от родов; это – черта реалистическая, вполне убедительная для поэта-реалиста и поэта-врача, каким был Софокл. Но позволительно будет отметить и другое удобство этой замены: уличаемой сатирами Киллене придется играть довольно незавидную роль, вряд ли достойную богини и матери великого бога.

Все же вначале она держит себя с большим достоинством и очень свысока бранит сатиров за их шумную сикинниду. Те скромно извиняются – мы уже отметили выше эту их учтивость, мало идущую к их обычному задору, даже у Софокла. Мало-помалу разговор налаживается; она хочет узнать, зачем они пришли. Но сатиры чувствуют, что центр тяжести их интереса уже переместился: о коровах Аполлона они забыли, они все под впечатлением услышанных звуков и желали бы знать, от кого они.

Здесь мы имеем в полукомической обстановке ту же характерную для Софокла драматургию, расцвет которой в серьезной и трагической обстановке представляет «Царь Эдип». В силу человеческой воли центр тяжести интереса перемещается; но это перемещение лишь способствует развязке также и в смысле первоначального интереса. Киллена с женской словоохотливостью отвечает на вопросы сатиров о происхождении таинственных звуков; но, отвечая на него, она невольно ответила также и на основной вопрос, образующий завязку нашей маленькой драмы, – о похитителе Аполлонова стада.

И стоит обратить внимание на то, с каким искусством поэт воспользовался в видах этой развязки беззаботным рассказом певца-гомерида. Читатель помнит этот рассказ. Гермес сначала ловит черепаху, делает из нее лиру, обтягивая между прочим ее спину воловьей шкурой, а затем уже идет похищать стадо Аполлона. А у Софокла? Из слов Киллены это не сразу видно, так как она о похищении стада, разумеется, умалчивает. Тем полезнее будет для читателя знать это заранее: у Софокла Гермес сначала похищает стадо Аполлона, а затем уже изобретает лиру. Для чего это изменение? Увидим.