Еще несколькими месяцами раньше Альфреду Розенбергу запретили проводить выставку из-за ее спорного названия «Борьба за Европу», и все европейские конгрессы или мероприятия были принципиально запрещены распоряжением Гитлера. Но, начиная с 1943 года, национал-социалистическое руководство, изначально, пожалуй, из тактических соображений, медленно и нерешительно приоткрывается европейской идее. Гиммлер, который прежде, как и Гитлер, был страстным противником расширения европейских добровольческих формирований на негерманские народы, теперь разрешает формирование частей даже из боснийских и индийских добровольцев.
Впоследствии войска СС (Waffen-SS) станут, прежде всего, общеевропейской армией, в которой встречаются и учатся уважать друг друга хорваты и французы, фламандцы и латыши, валлоны и эстонцы, и даже сражаются плечом к плечу с некоторыми неевропейцами. В 1944 году из 950 000 солдат войск СС 231 000 не являются немцами по происхождению. Потому не особо удивляет, что в этих новых войсках СС, в практическом военном еврофашизме, возникает общеевропейский дух, который отражается также на развитии основных политических идей.
Хауптштурмфюрер СС Александр Долецалек (1914-1999) проектирует, например, немецкую европейскую хартию, конечную цель которой представляет создание европейской конфедерации на основе национального социализма. Только происходит это лишь в 1945 году, когда уже слишком поздно наверстывать упущенные вождями Рейха шансы действиями одного отдельного солдата, хотя в войсках СС новая Европа давно стала фактом, ведь в траншеях Восточного фронта мировоззренческие тонкости не играют роли. Йозеф Геббельс, который уже в 1943 году выражает недовольство тем, что в национал-социалистических кругах слов «европейское сотрудничество» все еще боятся как черт ладана, 1 марта 1945 года записывает в свой дневник:
«В нашей восточной политике можно было бы достичь очень многого, если бы мы уже в 1941 и 1942 годах поступали по принципам, [...] за которые ратовал Власов. Но наши упущения в этом отношении теперь очень тяжело снова исправить».
Генерал Андрей Андреевич Власов (1901-1946) со своей стороны уже в 1942 году предлагал – безуспешно – немецкому руководству создать из русских добровольцев дивизии, которые должны были бы на стороне немцев на советской территории бороться против большевистских правителей. 250 000 русских и представителей других угнетенных народов СССР только в 1942 году вступают в добровольческие части, в 1943 году их уже 800 000, до конца войны целых 1,4 миллиона. Однако из-за антиславянских сомнений немцы разрешают создание русских дивизий лишь в 1944 году, но их численность вначале ограничивают 50 000 солдатами и, ко всему прочему, их плохо оснащают и вооружают.
Но не только на востоке Европы последствия подобных упущений оказываются роковыми. Неумные или непопулярные решения лиц, ответственных за немецкую оккупационную политику, вызывают, особенно во Франции, антинемецкие чувства.
Французскому добровольческому легиону (LVF), преобразованному 23 июля 1944 года в дивизию СС «Шарлемань», мобилизации равным образом мешают и Гитлер и Петэн, и потому дивизия никогда не насчитывает более 15 000 человек; но, несмотря на это, она сражается до конца войны, и частично еще несколько дней после. Дорио, руководитель PPF и доброволец на Восточном фронте, во время демонстрации в Париже, в которой принимает участие также и Дриё, объясняет смысл этого участия в войне: «Кровь, которую мы проливаем на Востоке, открывает нам ворота в Европу».
За это их наказывают вдвойне. С одной стороны, исходом войны и победой большевизма на Востоке, с другой стороны, своими же подстрекаемыми антифашистами земляками после возвращения домой. Десяткам тысяч французов в смутные времена Épuration («чистки») пришлось жизнью заплатить за свое реальное или предполагаемое сотрудничество с немцами, только 780 из них получают смертный приговор после судебного разбирательства, подавляющее большинство разъяренный сброд просто застреливает или забивает до смерти.
(Цифра жертв остается спорной. Вольф говорит о «как минимум 40 000» во время и сразу после освобождения, Нойлен называет общее число 105 000, с ним согласен и Пьер де Принже, действительное число явно ближе ко второй цифре. – прим. автора.)
Доброволец LVF и послевоенный автор Сен-Лу (Марк Ожье де Сен-Лу (1908-1990)) подвел отрезвляющий итог:
«Мы пожертвовали [...] национализмом ради единой и социалистической Европы. Но при молчании Германии и намеренно напущенном со стороны Гитлера тумане мы не догадывались, что этим мы только способствовали другому, новому национальному господству».