Наш краткий очерк истории Англии до Нормандского завоевания раскрыл два факта, представляющих наибольшую важность для последующего государственного устройства Англии. Один из них заключался в том, что саксы ощутили на себе лишь малейшее римское влияние, а другой — что политическая феодальная система континентальной Европы совершенно не закрепилась на британском острове. Затем последовало Нормандское завоевание, с виду самая революционная эпоха средневековой истории Англии. Но, по правде говоря, она была не столь революционной, как кажется, хотя и стала отправной точкой для национального роста по некоторым направлениям.
На первый взгляд легко представить дело так, как это делали некоторые авторы, что формирование характерных черт английского государственного устройства есть процесс, уходящий корнями не глубже Нормандского завоевания. Но если бы английский народ не имел своего англосаксонского прошлого, если бы, несмотря на завоевание, там не сохранилась столь тесная преемственность национальной жизни, итог был бы совершенно иным. Завоевание и последовавшая за ним эпоха несли с собой много нового как в институтах, так и в обстановке, но в основном новое развитие происходило с опорой на институты и тенденции, существовавшие еще в старину, и произвело результаты, которые часто категорически не похожи на старые, но все же находятся в гармонии с ними по духу. И это не могло быть иначе. Помимо феодализма, о котором надо говорить отдельно, право и институты, которые принесли с собой норманны, были франкскими, то есть тевтонскими, подобно саксонским, причем менее измененными во многих аспектах, чем тогдашние институты других частей старой Каролингской империи. Вопрос о том, является ли тот или иной институт норманнским или саксонским по происхождению, для целей нашего исследования не важен. Так или иначе, происхождение его изначально тевтонское, и в любом случае ценность института для мира в целом — это та ценность, которую придали ему англичане.
Завоевание привнесло в историю Англии два новых фактора, в наибольшей степени повлиявших на будущее. Во-первых, вместо слабого короля — слабого лично и почти заслоненного несколькими великими знатными родами, что угрожало вызвать некоторые из последствий европейского феодализма, оно поставило сильного короля — сильного и по факту завоевания, и по факту традиций, и конституционного развития его положения в Нормандии. Это означало абсолютизм в фактическом осуществлении общего правительства, но для местных институтов Англии это значило очень мало. Корпус саксонских законов оставался в силе по выбору и воле короля и испытал на себе лишь незначительное влияние феодализма. Прошло столетие, прежде чем начавшаяся с завоевания централизация затронула в какой-либо значительной мере местные институты, особенно суды графств.
Во-вторых, завоевание ввело в Англии политическую феодальную систему; однако это не была феодальная система Франции. Ее ввел сильный король, но не потому, что он считал ее наилучшей формой правления, что очевидно из принятых мер предосторожности, а потому, что она давала единственный возможный способ военной и финансовой администрации, с которым он был знаком, и хотя пользовался им, но тщательно оберегался от самых опасных злоупотреблений, произведя в ней те перемены, о которых мы говорили в 7-й главе. Как следствие в Англии не было ни одного великого барона, который занимал бы столь же независимое положение, какое герцог Нормандский, или герцог Аквитанский, или даже граф Анжуйский занимали во Франции, но и тот факт — который позволял феодализму столь прочно овладеть обществом в континентальной Европе, — что они заняли место неэффективного национального правительства и осуществляли его функции, никогда не был характерен для Англии, и те результаты, к которым противоположный ход развития привел во Франции и Германии, в Англии так и не сложились. Лишь на короткое время при слабом и неуверенном короле Стефане феодалы узурпировали полномочия правительства, чеканили монету и завладели судами, таким образом коротко познакомив англичан с условиями, в которых жили их соседи на материке.