Спустя тридцать лет между королем, тогда уже Эдуардом I, и баронами произошло еще одно столкновение, безусловно, крамольное со стороны последних, как и любое другое из этого ряда, но связанное с вопросом налогообложения и окончившееся новым и полным согласием короля соблюдать положения Великой хартии вольностей. Король так однозначно согласился не вводить налогов без согласия, и было столько прецедентов налогообложения с явно выраженного согласия, что этот принцип, можно сказать, был окончательно принят к концу правления Эдуарда I, и только те налоги считались законными, на которые согласилась нация. Впоследствии государи пытались так или иначе уклониться от наложенных на них ограничений, но, если этот вопрос ставили перед ними прямо, они неизбежно признавали этот принцип.
Едва только была одержана эта победа, как парламент сделал еще один шаг, почти такой же важный. В 1309 году он проголосовал за налог в пользу короля Эдуарда II при условии, что он исправит некоторые указанные парламентом злоупотребления, и королю пришлось согласиться. Этот прецедент оставался единственным в течение целого поколения, но долгая война с Францией, начавшаяся около 1340 года, сделала государя более зависимым, чем когда-либо, от согласия парламента, и тогда всерьез установился обычай оговаривать выделение денег определенными условиями[122]
. Эдуард III был вынужден признать незаконность разных форм налогообложения, с помощью которых можно было уклониться от принципа согласия или для которых в прежние времена он не был необходим. При Ричарде II парламент начал интересоваться, как расходуются предоставленные деньги, и указывать цели, на которые они должны идти. Генрих IV, первый из Ланкастеров, сел на трон с парламентским титулом и допускал, даже если явно и не всегда признавал, право парламента сопровождать голосование по налогам с теми или иными условиями, требовать исправления злоупотреблений перед решением по налогам, предписывать общие цели расходования денег и требовать отчета о тратах, и эти пункты стали прочно гарантированы еще до конца века. Когда эти права были окончательно установлены, контроль парламента над налогообложением стал полным. Но не настолько, чтобы уже не оставалось никаких возможностей для сомнения или уклонения. Этот этап будет достигнут лишь после периода Стюартов. Однако в юридическом признании всех задействованных принципов он стал полным еще до прихода к власти династии Тюдоров.Растущая сила парламента в вопросе налогообложения является лишь одной из форм его растущей силы в общем управлении страной и приводит нас непосредственно к рассмотрению роли нации в управлении государственными делами в начале современной истории. Основным фактом в этом вопросе, на котором зиждутся почти все остальные, был состав палаты общин. Он определялся той особенностью, которая отличала Англию позднего Средневековья от всех других европейских стран, — существованием среднего класса, владеющего землей, класса, подавляющее большинство которого относилось бы к знати в любом континентальном государстве и который требовал особо четкого признания его званий и привилегий, но в Англии по своим желаниям и интересам оказался ближе к третьему сословию, чем к великим баронам. Этот союз был вызван множеством причин, среди которых главной была объединение графств, в которых он уже давно существовал. Именно это объединение, вероятно, и предопределило принцип и метод представительства — сначала представление рыцарей графств, а затем меньших территориальных единиц в 1265 году. Состав парламента в этом отношении был окончательно установлен «образцовым парламентом» 1295 года, в который входили представители городов, конституционно созванные королем, а не революционным вождем. Великий итог, к которому привел союз рыцарей с горожанами, заключался в том, что в Англии не существовало третьего сословия в том смысле, в каком оно было в других странах того времени. Палата общин могла легко представлять уже не класс, а весь народ, и с течением времени это происходило во все большей степени. Становлению такого союза в палате общин способствовал тот факт, также свойственный Англии, что все члены дворянских семей, за исключением тех, кому фактически принадлежал титул, считались по закону простолюдинами и на очень раннем этапе смогли вступать в палату общин. Кроме того, не следует упускать из виду и то, что духовенство как орган вышло из парламента, и некоторые его члены лишь заседали в палате лордов как бароны. Альянс английского дворянства с палатой общин в борьбе за свободу определялся не только тем, что бароны нуждались в союзниках против короля, но и тем, что английские общины в то время были очень влиятельной и мощной общностью.