Европейская герилья. Партизанская война против НАТО в Европе

Фрич: У нас постоянно были споры не об оружии вообще, а о его применении. Как ты поведешь себя в определенной ситуации? Например, идешь по улице, навстречу тебе буйволы. Всегда должна быть исключена возможная угроза случайным людям. Если бы у нас был кто-то, кто придерживался такой точки зрения: «А мне насрать, всё равно я убегу!», то ему бы ничего не отломилось. Поэтому у нас никогда не было бездумной стрельбы, если не считать Георга(13), но там была другая ситуация. С самого начала всегда думаешь, как ты подойдешь к делу. Вот ты идешь, а тебе навстречу буйвол. Ну так что – ему не повезло? А ты в это время размышляешь: что может произойти и как обойти эту ситуацию?

Райндерс: Разговоры крутились не только о посторонних прохожих, но и о маленьких буйволах. Как можно избежать конфронтации с ними? Он вечером хочет идти домой. Настрой должен быть такой: те буйволы, которые заезжают в банк, знают, что если они заехали, то ничего не случится. А когда он думает: «в моего коллегу сейчас где-то стреляют», то он становится первобытным. Они чувствуют какую-то угрозу для себя лично, поэтому у них появляется сильная мотивация искать врагов.

Херманн: Но иногда следствие всё же неизбежно: или ты уложишь полицейского, или он…

Райндерс: Только в случае крайней необходимости. Но не тогда, когда тебя остановит полицейский пост, потому что у тебя не горят габаритные огни. Ты же в этом случае не думаешь, что буйволу не повезло. Мы говорим: «У нас документы в порядке – можем показать».

Херманн: Вам встречался Грюнхаген из Ведомства по охране Конституции?

Фрич: У нас он странным образом не появлялся, а так посещал в тюрьме всех арестованных. Он только у троих не был: у Фрица и у нас двоих.

Райндерс: Первый раз Грюнхаген появился после тройного нападения в 1970 году. Тогда они забрали с собой Ину Зипманн после обыска в ее квартире. А после допроса он болтал с Иной и дал ей понять, что он не буйвол. Мы склоняемся к тому, что он был психологом. Это было время, когда полиция начала работать совместно с психологами. Затем, позднее, он появился при Шмюккере.

Херманн: После того, как вы в 1975 году попались, они вам не делали вообще никаких намеков на сотрудничество с Ведомством по охране Конституции? Они вам что-то предлагали?

Райндерс: Полгода я вообще не видел ни одного буйвола. Затем пришли сразу пять или шесть друг за другом. Это было незадолго до ареста Андреаса Фогеля в феврале 1976 года.

Херманн: А как просматривается ситуация в отношении Мёлленброка(15)? Он всегда появлялся в связи с Грюнхагеном.

Райндерс: Я о Мёлленброке немного знаю.

Фрич: При мне сначала приходили буйволы и хотели меня разговорить. Через несколько дней они оставили эту затею. Потом, после того как арестовали Рольфа и других, они снова пришли. Но об аресте стало известно не через СМИ. Ну вот, они пришли – прямо светились от радости: Пржитарски(16), Мёлленброк и еще двое буйволов. «Ты знаешь этих? – Они положили передо мной фото арестованных. – Это твой последний шанс, один из них уже поет». Я на это только рассмеялся. Мёлленброк, мой специфический «друг», пришел ко мне через неделю и начал (при этом нужно упомянуть, что мой отец был тогда довольно стар): «Твой отец тяжело болен, он при смерти. Если ты хочешь его увидеть, ты должен начать говорить. Тебе нужно рассказать самую малость, ну хоть что-то сказать, иначе ты не увидишь его никогда». Я чуть не съездил ему по роже. Тут вообще было что-то не так – ничего человеческого. Это было уже подло. При этом мне пришло в голову, что Мёлленброк приходил уже несколько раз и предлагал мне: если я уж не хочу выступать в роли главного свидетеля, то он мог бы наладить контакт с организацией, которая не обязана осуществлять уголовное преследование…

Похищение Петера Лоренца

В четверг, 27 февраля 1975 года, служебную машину тогдашнего председателя земельного ландтага от ХДС Петера Лоренца останавливают в Берлине на улице Кверматенвег. Последующие пять с половиной дней Петер Лоренц проводит в «народной тюрьме» «Движения 2 июня». В обмен на Лоренца выпускают двух участников демонстрации и пятерых заключенных различных западноберлинских групп партизан, которые после освобождения вылетели в Народную Республику Йемен.

Спустя двадцать лет берлинская газета «Юнге Вельт» опубликовала серию статей, в которой два участника рассказали, как всё происходило. Похищение Лоренца было своего рода вехой в истории леворадикальных боевых дружин в ФРГ. Это было первое и единственное похищение политика, которое сделало возможным освобождение товарищей.