Европейская мечта. Переизобретение нации

Если в Европе националисты завладевают историческим нарративом, то в США происходит обратное. Здесь самодостаточная политика идентичности привела к распаду национальной сплоченности. Учредительные мифы стали шаткими и утратили свою консолидирующую силу. Мечта стать американцем была наиболее притягательной в период больших миграционных волн в период 1880–1920-х годов, когда страна в год принимала почти миллион переселенцев. К их числу относились, в частности, еврейские мигранты из Восточной Европы, которые подвергались преследованиям в православной царской империи и не имели там возможности ни получить образование, ни участвовать в экономическом развитии своей страны. Они обрели новое будущее в «обетованной земле» Соединенных Штатов, где в «плавильном котле» у них появился шанс стать настоящими американцами. Выражение melting pot («плавильный котел») восходит к одному из этих еврейских иммигрантов, которого звали Израэл Зангвилл (1908). Формула «американская мечта» появилась поколением позже, в 1931 году, она принадлежит американскому историку Джеймсу Траслоу Адамсу[330]. «Американская мечта» сулила лучшее будущее и экономическое преуспеяние всем американцам независимо от их происхождения и социального статуса. Эта мечта особенно привлекала честолюбивых белых переселенцев, но не распространялась на афроамериканскую часть населения. Когда в последнее десятилетие ХХ века сплоченность американской нации была подорвана новой политикой идентичности, обещание ассимиляции также резко утратило свою притягательную силу. Ситуация кардинально изменилась. Узы семьи и происхождения, от которых индивидуум освободился в модернизированной культуре, теперь окрепли: этническая принадлежность, исторический опыт и культурные традиции были открыты заново, их престиж значительно вырос. Одновременно те группы, которые длительное время стигматизировались, маргинализировались и дискриминировались обществом из-за своей сексуальной ориентации или по иным признакам, стали требовать внимания к себе, признания и равноправия. Этот сдвиг в укладе жизни, социальных связях, юридических притязаниях привел к тому, что различия в обществе неожиданно стали важнее единства.

Идентичность и тимос (Фрэнсис Фукуяма)

Фрэнсис Фукуяма принадлежит к числу наиболее убежденных сторонников теории модернизации, которые исходят из того, что после крушения коммунизма не только исчезнут нации, но вместе с ними подойдет к концу и сама история. Через тридцать лет после публикации своего бестселлера «Конец истории и последний человек» стэнфордский политолог счел необходимым пересмотреть свои предпосылки. В новой книге «Идентичность. Стремление к признанию и политика неприятия» (2018) он обращается к новым тенденциям, выбрав своей темой кризис американской нации[331]. Фукуяма пересматривает собственную версию философии истории, ориентированную на Гегеля и Александра Кожева, и признаёт, что модернизация и глобализация не приводят автоматически к глобальному обществу космополитов, а, наоборот, ведут к многообразию идентичностей и их борьбе за признание. Потому что целью исторического развития оказалось не признание достоинства отдельного человека, а признание достоинства угнетенных, дискриминированных и обойденных вниманием групп. Он утверждает, что учредительная формула e pluribus unum («из многих – единое») утратила свою объединительную силу, и все меньше остается того, что способно удержать вместе множество эгоцентричных разбегающихся групп[332]. Его диагноз: национальный консенсус фрагментирован и выхолощен форсированной политикой идентичности. Она разорвала страну в ходе затяжной борьбы за социальное признание. Граждане США перестали видеть то общее, что может объединить их.