Европейская мечта. Переизобретение нации

Следовательно, историки должны обеспокоиться нацией, чтобы спасти ее от националистов. Но что это за нация и как написать историю, которую поддержат ее граждане? В отличие от Фукуямы, выступающего за аффирмативный либеральный нарратив нации, Лепор избирает иной путь. Она самокритично излагает историю национального дискурса в США. Поэтому ее обзор охватывает все – как «американское», так и «неамериканское». Мы знакомимся с нарративом прогрессивных северных штатов и расистски настроенных южных штатов, мы узнаем о белых поселениях и об изгнании индейских племен армией северных штатов, о новом расовом учении во второй половине XIX века, о либеральной иммиграционной политике 1880–1920-х годов, о крахе расизма, фашизма, антисемитизма и колониальных фантазий белых, а также о рузвельтовской мультикультурной открытости. Лепор отмечает постоянные колебания противоречивых устремлений нации между обещанием, данным конституцией, и нарушением этого обещания. О единой истории нации и тем более о нарративе, который поддерживается всей нацией, здесь не может быть и речи. Разнообразие и противоречивость национальных дискурсов не позволяют дать однозначный ответ на вопрос «кто мы?». Книга Лепор показывает, что на протяжении истории на этот вопрос всякий раз давали разные ответы – как уникальные, так и универсальные, как либеральные, так и нелиберальные, как расистские, так и космополитические.

Среди национальных государств США занимают особое место, так как в этой стране развитие шло не от нации к государству, а от государства к нации. Американские иммигранты не могли вообразить себя, подобно другим европейским нациям, этническим сообществом с общими корнями и долгой историей. Нациями в строгом смысле этого слова в США могут считаться лишь коренные индейские племена, которые в американском самосознании выступают проблематичными конкурентами, когда речь заходит о территориях и праве на землевладение. Таким образом, легитимность американской нации держится на двух столпах: на войне за независимость против метрополии, что вписывается в схему национального самоосвобождения, и на конституции, которую разные штаты положили в основу своего союза. Из этих событий и родились США[344]. Лепор излагает американскую историографию и некоторые из ее мифов, которые с XVII по XX век поддерживали и формировали национальную историю: миф о колониальном завоевании и судьбоносном освоении земель (manifest destiny[345]), космополитический миф о либеральной стране, принимающей иммигрантов, заботящейся о преследуемых где бы то ни было на земле и дающей им защиту (убежище для изгнанных, плавильный котел), и миф об иммигрантской стране, которая обещает каждому новому гражданину экономический успех (американская мечта).

Лепор тоже считает основой американской нации приверженность конституции, но не приверженность истории. Историк не хочет иметь дело ни с мифами, ни с национальными историями. Она хорошо знает, что, начиная с XIX века, историки были главными подрядчиками в деле национального строительства, поставлявшими, по словам Хобсбаума, наркоманам опиум. Всякий раз, когда нации требовалась новая версия истории, историки выполняли эту задачу и предлагали новое толкование истории, оправдывающее современность. Те, кто оказался исключенным из этих историй, по замечанию Джеймса Болдуина, никогда не верили в мифы. Вместо мифов он требовал «честной проработки» (honest reckoning) истории и учета голосов, которые были обречены на долгое молчание[346]. Эту задачу поставила перед собой Джилл Лепор в своей следующей книге[347]. Описав на 1100 страницах историю Америки, охватывающую более 500 лет, от открытия Христофором Колумбом до правительства Дональда Трампа, она задается вопросом: что объединяет нацию в сложных условиях исчезающего консенсуса? Объединяют «эти истины» (так назвала Лепор свой монументальный труд), которые она находит в учредительных документах американской демократии, то есть в Декларации независимости 1776 года и Конституции 1787 года. Она вновь предъявляет соотечественникам программные положения американских документов, ибо убеждена в их непреходящей актуальности, нормативной силе и неизменной «истинности».