Читаем Европейская мечта. Переизобретение нации полностью

Для социологов-бихевиористов, таких как Иренеус Эйбл-Эйбесфельдт и Уильям Грэм Самнер[350], любовь к своей группе и ненависть к чужой группе – всего лишь две стороны одной медали. Но проблема не решается ни антропологическими обобщениями, ни конструированием все новых и новых оппозиций. Гораздо важнее понять, что сегодня уже существуют национальные государства, которые не руководствуются «политикой вражды», как именует Ашиль Мбембе позицию агрессивного национализма[351]. Национальные государства вполне могут уживаться с демократиями, а демократии, как показывает статистика, не ведут войн друг против друга[352]. Мы не можем здесь обойтись без различия между демократическими и недемократическими национальными государствами. К сожалению, это различие отсутствует в книге Лепор, что сужает ее интеллектуальный горизонт.

Лепор, как и Александр Тиле, обращается исключительно к юридическим текстам конституции США и категорически исключает другие источники национальной легитимации и идентификации. Но если юрист Тиле обходит вниманием прошлое как один из ресурсов нации и пытается основать ее легитимность только на настоящем, то историк Лепор написала емкое исследование американской истории, которое содержит нормативную отсылку к общенациональным учредительным документам; однако это не гладкая, бесконфликтная история успеха, как ее мыслит Фукуяма. Его нарратив свидетельствует о прогрессе и гордости, тогда как у Лепор звучат также голоса отверженных. Тем самым ее форма историографии приближается к форме «honest reckoning» (честного расчета), к чему призывал Джеймс Болдуин, то есть к честному анализу собственной истории, ее взлетов, падений, ее поражений, успехов и неудач. Историк Лепор не только помещает правовые и моральные принципы американской демократии в центр нарратива, но и делает их критерием самой историографии.

Историческая монография Лепор могла бы стать частью нового национального нарратива, потому что, разъясняя американцам основы американской конституции, она вместе с тем показывает им, что борьба за эти принципы еще не завершена. Но для этого ее следует дополнить историческим опытом чернокожего населения, как это сделал коллега Лепор, гарвардский историк Халил Мухаммад, в недавно вышедшей книге «Осуждение черноты»[353]. Он описывает интеллектуальные клише американцев и пагубный «мем» о тесной связи между расой и преступностью. В частности, он исследует стереотипные представления о черных среди белого населения в городах американского Севера, где черных – в отличие от европейских иммигрантов – считают опасными и потенциальными преступниками, что привело сегодня к непропорционально большому количеству черных в белых тюрьмах. В одном из интервью Мухаммад предостерегает от фетишизации и канонизации отцов-основателей нации, которым были также присущи предрассудки своего времени[354]. Вместо того чтобы превозносить США как вершителя демократии, он призывает пересмотреть принципы американской конституции, приблизив ее к европейским стандартам. Похоже на иронию истории: Америка должна ориентироваться на европейские государства, которые благодарны ей сегодня за то, что научились демократии у американцев после 1945 года!

Дополняя друг друга, оба подхода к американской истории могли бы воспроизвести сложную историю конфликтов и отношений и тем самым консолидировать общество. Это способствовало бы признанию чернокожих американцев и их более широкой вовлеченности в политическую и общественную жизнь, а белым американцам позволило бы лучше узнать собственную историю насилия, обрести ясные критерии и критически дистанцироваться от мифов насилия и превосходства. В отличие от Тиле, для которого прошлое мертво и только настоящее актуально, я считаю знание истории ценным национальным ресурсом. Ведь будущее начинается с воспоминаний. В противоположность нации, основанной на мифах, лжи и ненависти, демократическая нация, полагаясь на свободы и равные гражданские права, может стать сообществом, объединенным историческим опытом, памятью и, не в последнюю очередь, уроками прошлого, гарантирующими соблюдение конституционных прав и благо свободы для людей с другим цветом кожи.

Концепция конституционного патриотизма резко противопоставляет национальной истории правовые основы государства. Мой коллега Джей Винтер[355] полагает, что такое противопоставление истории и права проблематично. Он приводит слова английского историка права Роберта Карвера: «Ни одно правовое учреждение или предписание не может существовать без нарративов, которые их обосновывают и наделяют смыслом. У каждой конституции есть свой эпос»[356]. Эту мысль можно распространить и на национальные нарративы: закон – это конституция как основа государства, а история нации – эпос, который повествует о том, как возникла эта законодательная основа, как она использовалась в ходе истории и как ее следует обновить, чтобы устранить ее эксклюзивное воздействие.

Израиль – страна трех нарративов

Перейти на страницу:

Все книги серии Библиотека журнала «Неприкосновенный запас»

Кочерга Витгенштейна. История десятиминутного спора между двумя великими философами
Кочерга Витгенштейна. История десятиминутного спора между двумя великими философами

Эта книга — увлекательная смесь философии, истории, биографии и детективного расследования. Речь в ней идет о самых разных вещах — это и ассимиляция евреев в Вене эпохи fin-de-siecle, и аберрации памяти под воздействием стресса, и живописное изображение Кембриджа, и яркие портреты эксцентричных преподавателей философии, в том числе Бертрана Рассела, игравшего среди них роль третейского судьи. Но в центре книги — судьбы двух философов-титанов, Людвига Витгенштейна и Карла Поппера, надменных, раздражительных и всегда готовых ринуться в бой.Дэвид Эдмондс и Джон Айдиноу — известные журналисты ВВС. Дэвид Эдмондс — режиссер-документалист, Джон Айдиноу — писатель, интервьюер и ведущий программ, тоже преимущественно документальных.

Джон Айдиноу , Дэвид Эдмондс

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное
Политэкономия соцреализма
Политэкономия соцреализма

Если до революции социализм был прежде всего экономическим проектом, а в революционной культуре – политическим, то в сталинизме он стал проектом сугубо репрезентационным. В новой книге известного исследователя сталинской культуры Евгения Добренко соцреализм рассматривается как важнейшая социально–политическая институция сталинизма – фабрика по производству «реального социализма». Сводя вместе советский исторический опыт и искусство, которое его «отражало в революционном развитии», обращаясь к романам и фильмам, поэмам и пьесам, живописи и фотографии, архитектуре и градостроительным проектам, почтовым маркам и школьным учебникам, организации московских парков и популярной географии сталинской эпохи, автор рассматривает репрезентационные стратегии сталинизма и показывает, как из социалистического реализма рождался «реальный социализм».

Евгений Александрович Добренко , Евгений Добренко

Культурология / История / Образование и наука

Похожие книги