Читаем Европейская мечта. Переизобретение нации полностью

Государство Израиль основано на двух учредительных мифах. Один из них – героический нарратив о триумфе, в центре которого война за независимость и рождение нового государства; второй – это нарратив травмы, связанной с Холокостом и шестью миллионами убитых евреев, жертв немецкой политики уничтожения. После судебного процесса над Эйхманом нарратив травмы сместился в центр коллективного самовосприятия израильской нации. Реконструкция коллективного опыта жертвы в Яд-Вашем создала универсальное «место памяти» о страданиях евреев, которое призвано информировать мир о Холокосте как вызове цивилизации со стороны национал-социализма. Это преступление против человечности осуществлено в столь шокирующих масштабах отчасти и потому, что остальной мир либо отводил от него глаза, либо в большей или меньшей мере пассивно наблюдал. Формирование этой мощной национальной мемориальной культуры непосредственно влияло на взаимоотношения Израиля с его соседями. Израильтянам стало вдвойне трудно говорить о страданиях палестинцев и тем более признавать их, потому что, во-первых, нельзя было приглушать раскаянием героический учредительный нарратив 1948 года, во-вторых, собственная травма служила заградительным щитом от травмы другого.

Израильская топография насыщена библейскими реалиями, но следов преступлений Холокоста предоставить не может. Этот европейский мемориальный ландшафт был символически воссоздан лишь в последние десятилетия; он привлек тысячи израильских туристов, а также евреев и неевреев со всего мира в Аушвиц и другие бывшие нацистские лагеря смерти, в том числе мемориалы в Польше и Восточной Европе. Если исторические следы травмы, нанесенной Холокостом, находятся за пределами Государства Израиль, то исторические следы травмы, нанесенной Накбой, находятся внутри территориальных границ Израиля, где их игнорируют, скрывают, стирают и отрицают. Это привело к трагичной асимметрии из-за противоположных точек зрения на одни и те же исторические события. Более глубокую пропасть между обоими коллективными переживаниями, нарративами, толкованиями этой запутанной истории насилия трудно представить.

Алон Конфино с помощью понятий «Холокост» и «Накба» провел параллели и различия между ними. Он утверждает, что оба понятия обозначают два учредительных травматических события, которые знаменуют собой важнейший поворот в истории двух народов и определяют их идентичность как жертвы. Но если Холокост для евреев – это законченная глава истории, то события и последствия Накбы продолжаются и влияют на настоящее. Палестинцы не несут ответственности за историческую травму евреев, но израильская армия и длящаяся оккупационная политика ответственны за травму, причиненную депортациями с последующим разрушением и захватом палестинской собственности. Признание трагедии палестинцев, включение ее в национальную память израильтян обошлось бы им дорого, ибо повлекло бы за собой далеко идущие перемены, по существу означавшие бы изменение политического курса и прекращение репрессий. Это объясняет, почему израильтяне предпочли забвение. Но это проще сказать, чем сделать. Конфино описывает парадоксальность попыток забыть и вытеснить. Ведь чтобы вытеснить Накбу из сознания израильтян, ее нужно снова и снова туда возвращать: «Накба – это часть их истории, причем важная часть; израильтяне помнят о Накбе независимо от того, отрицают они ее или рассказывают о ней в стихах и прозе. Простая попытка вытеснить Накбу из памяти требует колоссальной мобилизации политических, экономических и культурных усилий. Стирание памяти требует необычайно живого восприятия. В определенном смысле евреи обречены помнить о палестинцах, потерявших свои дома и родину, и по-разному рассказывать их историю, поскольку она неразрывно связана с тем, как сами евреи обрели свои дома и свою родину».

Израильская нация героически освободилась от британской империи, но она несет в себе родовую травму – изгнание 700 тысяч палестинских арабов. Поэтому 1948 год связан с двумя противоречивыми нарративами, которые по-прежнему бросают друг другу вызов: триумфальным нарративом об основании Государства Израиль и травматическим нарративом об утрате родины, культуры, основ существования и идентичности палестинцев. Холокост имел двоякие последствия: войну за независимость, закончившую страдания евреев, и Накбу, начавшую страдания палестинцев. Эти исторически переплетенные события – тема двух национальных нарративов, каждый из которых выносит за скобки решающую фазу сложного конфликта: палестинцы пренебрегают или отрицают предысторию конфликта (Холокост), а израильтяне отрицают непрекращающиеся последствия конфликта (Накба и оккупация) или пренебрегают ими. Обе этнические группы живут на одной и той же земле, но слепые пятна мешают им воспринимать историю друг друга.

Перейти на страницу:

Все книги серии Библиотека журнала «Неприкосновенный запас»

Кочерга Витгенштейна. История десятиминутного спора между двумя великими философами
Кочерга Витгенштейна. История десятиминутного спора между двумя великими философами

Эта книга — увлекательная смесь философии, истории, биографии и детективного расследования. Речь в ней идет о самых разных вещах — это и ассимиляция евреев в Вене эпохи fin-de-siecle, и аберрации памяти под воздействием стресса, и живописное изображение Кембриджа, и яркие портреты эксцентричных преподавателей философии, в том числе Бертрана Рассела, игравшего среди них роль третейского судьи. Но в центре книги — судьбы двух философов-титанов, Людвига Витгенштейна и Карла Поппера, надменных, раздражительных и всегда готовых ринуться в бой.Дэвид Эдмондс и Джон Айдиноу — известные журналисты ВВС. Дэвид Эдмондс — режиссер-документалист, Джон Айдиноу — писатель, интервьюер и ведущий программ, тоже преимущественно документальных.

Джон Айдиноу , Дэвид Эдмондс

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное
Политэкономия соцреализма
Политэкономия соцреализма

Если до революции социализм был прежде всего экономическим проектом, а в революционной культуре – политическим, то в сталинизме он стал проектом сугубо репрезентационным. В новой книге известного исследователя сталинской культуры Евгения Добренко соцреализм рассматривается как важнейшая социально–политическая институция сталинизма – фабрика по производству «реального социализма». Сводя вместе советский исторический опыт и искусство, которое его «отражало в революционном развитии», обращаясь к романам и фильмам, поэмам и пьесам, живописи и фотографии, архитектуре и градостроительным проектам, почтовым маркам и школьным учебникам, организации московских парков и популярной географии сталинской эпохи, автор рассматривает репрезентационные стратегии сталинизма и показывает, как из социалистического реализма рождался «реальный социализм».

Евгений Александрович Добренко , Евгений Добренко

Культурология / История / Образование и наука

Похожие книги