Следующий раздел переносит нас с трансатлантического Запада на Ближний Восток и исследует три нарратива, лежащие в основе политического конфликта между Государством Израиль и палестинцами. Один из этих нарративов – Холокост, два других относятся к воспоминаниям о войне 1948 года, приведшей к созданию не только израильского государства, но и двух противоположных нарративов, которые непримиримы как история победителей и побежденных. Ниже мы рассмотрим практики забвения и памятования, чтобы понять, как противостоящие нарративы продолжают разжигать ближневосточный конфликт, и попробуем предложить новые перспективы, открывающие возможность сформировать сложную и всеохватывающую национальную память о событиях 1948 года.
Прежде всего проведем простое различие между «пространством» и «местом», чтобы описать разные точки зрения, стратегии и интересы по отношению к данной территории. В этом практическом смысле «пространство» есть нечто, сформированное генералами, офицерами колониальных войск и политиками с помощью оружия, топографических карт и пограничных столбов, но также и архитекторами, и инвесторами, которые вкладывают капитал и которым поручено мирными средствами трансформировать человеческую географию по своему усмотрению. С другой стороны, то же самое пространство воспринимается городскими жителями, защитниками достопримечательностей и туриндустрией как «место», а значит и как самостоятельный субъект со своим именем, особенностями и историей. Если понятие «пространство» подразумевает скорее «инструменты и цели, средства и задачи»[357]
, то «места» в исторической непрерывности временных смен всегда населялись, обживались, сохранялись, разрушались, трансформировались и перестраивались. Говорящие о «пространстве» рассматривают его преимущественно как нечто осваиваемое и изменяемое, а те, кто считает его «местом», склонны сохранять эмоциональную привязанность к обустроенной, а возможно, и утраченной среде обитания.Радикальные переломы, такие как войны, смены политических систем, могут привести к стиранию следов истории. Парадигматический пример – палестинские деревни, исчезнувшие со всем их наследием после 1948 года с израильских географических карт. Политическое видение Государства Израиль можно охарактеризовать понятием «пространство»: этот проект состоит в том, чтобы освободить территорию от ее прежних идентификаций и овладеть ею посредством новых обозначений. Официальная версия такого видения: «земля без народа для народа без земли»[358]
. Понятие «места», напротив, можно связать с попытками заострить внимание на уничтоженных и забытых местах внутри израильского общества. Этот медленный, но устойчивый процесс осознания предвещает перемену исторической чувствительности и открытие новой перспективы будущего для обеих живущих на одной территории этнических групп, израильтян и палестинцев.Вертикальные связи между историей и современностью
Иерусалим – многоконфессиональный город, населенный иудеями, христианами и мусульманами. Каждая группа в городе живет в своем анклаве, игнорируя или отвергая других, в то время как туристы и паломники бродят по Святой земле, насыщенной христианской историей. В Палестине разыгрывалось множество историй, уходящих корнями в далекое прошлое. «Всего в нескольких метрах под поверхностью, – пишет Эяль Вайцман, – лежит палимпсест из 5000-летнего щебня – вертикальный хронологический срез культур, жизней, сказаний, войн и разрушений, спрессованных в земле и камне»[359]
. Однако израильских археологов интересуют не многослойные отложения истории сами по себе, а лишь более глубокие слои бронзового и железного веков со следами библейской и талмудической истории, вплоть до первых четырех веков после Рождества Христова. Минуя мусульманский и османский периоды, археологи реконструировали историю нового государства в качестве неопровержимой истории его происхождения. Археология, зародившаяся в 1950-е и 1960-е годы, была секулярным проектом, сегодня этот проект продолжается как религиозно-националистический. Археологические проекты, зачастую руководимые отставными генералами, с помощью лопат продолжают то, что начиналось мечом. Обнаружение библейского пласта истории дало повод притязать на землю как национальное и культурное достояние[360]. В ландшафте, насыщенном историческими следами, археология становится аргументом в пользу построения различных религиозных идентичностей и политических нарративов. Что именно выбирается для раскопок и интерпретации, зависит от господствующих религиозных мифов и национальных нарративов. «Израильские археологи, профессионалы и любители, копают не только ради знания и артефактов, но и для удостоверения своих корней, которые они находят в древних израильских артефактах, рассеянных по всей стране»[361].От места к пространству: tabula rasa после 1948 года