Европейская мечта. Переизобретение нации

Начиная с 1990-х европейская национальная память перестала существовать в монологической изоляции, неожиданно обнаружив связь с другими национальными воспоминаниями за пределами Европы. Холокост вошел в глобальную память, а Вторая мировая война – в европейскую. Оправдывается прогноз Цветана Тодорова относительно Европы: «Завтрашними европейцами станут не те, у кого будет общая память, а те, кто признает, что память соседа так же легитимна, как собственная»[396]. Ричард Сеннет подчеркивал, что для признания неприятных исторических фактов необходимо множество разноречивых воспоминаний[397]. В этом смысле Европейский союз предлагал и предлагает уникальные рамки для самокритичного пересмотра национальных мифов и их перекройки из монологических в диалогические конструкции памяти.

Однако приходится признать, что этот процесс не является линейным и необратимым. Через тридцать лет после падения Берлинской стены, которая на протяжении четырех десятилетий разделала Европу, мы вновь переживаем восстановление ментальных «стен» в головах многих европейцев. Диалогические конструкции и достижения вновь уступают место однозначности, самодостаточности и исключительности национальных нарративов. Например, в Польше под влиянием партии ПиС нарратив о «невинной нации-жертве» снова становится обязательным национальным нарративом, а те, кто мыслит иначе, должны опасаться наказаний. Обращение поляков к теме преследования евреев в их стране подвергается суровой цензуре. Можно говорить о поляках, которые прятали и защищали евреев, но нельзя говорить о поляках, которые доносили на евреев и выдавали их. Прежде всего нельзя упоминать о разграблении имущества уничтоженных евреев.

Еще один пример – судебный процесс в Польше, в котором мы наглядно видим столкновение монологической и диалогической памяти. Речь идет о музее в Гданьске. Он был создан по инициативе Дональда Туска, который с энтузиазмом поддержал проект историка Павла Махцевича, назначив его директором нового музея. Музей ставил своей задачей показать Вторую мировую войну в глобальных рамках и рассказать о ней как об истории европейских отношений. Поэтому музейная экспозиция:

• демонстрировала транснациональные связи;

• ориентировалась на плюрализм мнений;

• чтила память гражданских жертв войны;

• представляла пацифистские ценности.

В марте 2017 года, после восьми лет интенсивной подготовительной работы, поддержанной международной командой высококлассных экспертов, музей открылся, а спустя две недели был закрыт. Его директора Павла Махцевича тут же уволили[398]. Позднее музей снова открыли, но он стал совершенно другим. Его место занял музей соседнего Вестерплатте с рассказом о том, как польские герои восемь дней сопротивлялись немецкому вторжению. Логика этого музея совсем иная, он:

• представляет только одну точку зрения;

• укрепляет национальный миф;

• сосредоточен исключительно на героях и мучениках;

• воспевает героический культ войны.

В ответ четыре польских историка подали судебный иск против нового директора, исподволь изменившего их экспозицию. Этот процесс первый в своем роде, он очень важен для ЕС, поскольку, как подчеркивает польский журналист, «здесь идет борьба за спасение истории, которая не написана черным по белому и политически не инструментализирована, истории, которая побуждает нас устанавливать связи между (националистическим) прошлым и (европейским) настоящим»[399].

«Хорошо, когда мы обмениваемся воспоминаниями и узнаем, что думают другие о наших историях. ‹…› История Европы есть общее благо, доступное каждому без оглядок на национальные и прочие предвзятости»[400]. Эти слова сказаны Дьёрдем Конрадом в 2008 году. С тех пор колесо истории повернулось в Европе назад. Во многих европейских странах ныне снова вернулись к старым принципам монологического национального государства, основанного на гордости и чести и самовластно определяющего собственную историю.