Европейская мечта. Переизобретение нации

Обеспечение мира, верховенство закона, самокритичная память и уважение прав человека – пригодны ли эти исторические уроки для настоящего и будущего? Полагаю, даже больше, чем прежде. Средиземноморье, некогда символ жизни, ныне стало символом смерти. Тысячи людей, отчаянно пытавшихся найти убежище от войны, террора и насилия, нашли здесь свою братскую могилу. Тем не менее эти события не ушли в прошлое, которое временами можно со скорбью и раскаянием вспоминать; это – наше настоящее, и мы должны реагировать на него здесь и сейчас. Здесь именно деятели культуры и искусства привлекают внимание общества к тому, на что оно закрывает глаза, и напоминает о том, что оно хотело бы забыть. Например, в феврале 2016 года во время Берлинского кинофестиваля Ай Вэйвэй привез тысячи спасательных жилетов утонувших беженцев и декорировал ими колонны Концертного зала на Жандарментмаркт[238]. В Вене он разместил спасательные жилеты наподобие цветов лотоса в пруду возле замка Бельведер. Еще дальше пошла арт-группа «Центр политической красоты», определяющая себя как «thinktank»[239] по созданию моральной красоты, политической поэзии и человеческого великодушия» и считающая своей главной задачей «гуманитарную коррекцию современности, предотвращение геноцида и формирование „агрессивного гуманизма“»[240]. Активисты этой группы привезли не только прах жертв Холокоста, но и останки погибших[241], чтобы совершить церемонию публичного захоронения неподалеку от ведомства федерального канцлера и Рейхстага.

«Мертвые невидимы, но они не отсутствуют», писал Виктор Гюго.[242] Жорж Бернанос еще яснее сформулировал фундаментальный принцип мемориальной культуры, основанный на ответственности, самоотчете и примирении: «Будущее принадлежит не мертвым, а тем, кто заставит мертвецов говорить, заставит их объяснить, почему они умерли»[243].

«У меня есть мечта!» – эти незабываемые слова Мартин Лютер Кинг произнес в 1963 году. Он мечтал о равноправии для чернокожего населения США; его мечта еще не исполнилась до конца. Другой была мечта двух французов, Робера Шумана и Жана Моне, после двух разрушительных войн. Их мечту о новой Европе удалось осуществить. После 1945 года никто не мог представить себе Европу, в которой мы родились или в которую въехали и где нам позволили жить: демилитаризованную, с открытыми границами, поддерживающую добрососедские отношения, предпочитающую сотрудничество, а не враждебную конфронтацию.

Есть и еще одна мечта, о которой я хочу напомнить. Она восходит к 1942 и 1943 годам, когда студенты Мюнхенского университета – среди них Ханс и Софи Шолль – объединились в группу сопротивления «Белая роза». Они распространяли листовки, в которых открыто выступали против преступной войны и экспансии Германии, а значит и против покорения европейских стран и систематического истребления европейских евреев. Свою версию европейской мечты они высказали в пятой и последней листовке, за несколько недель до их казни:

Будущая Германия может быть только федеративной. Лишь здоровый государственный федерализм может вдохнуть новую жизнь в ослабленную Европу. Разумный социализм должен освободить трудящихся из унизительного рабства. Каждый народ, каждый человек имеет право на все блага мира! Свобода слова, свобода вероисповедования, защита каждого гражданина от произвола преступного государственного режима – вот основания новой Европы[244].

Этот призыв из прошлого послан нам в надежде на то, что мы услышим его и сумеем осуществить в новом настоящем. Он не застрял в прошлом будущем, ибо обладает силой и непреложностью прозрения, с которым мы должны сверять нашу реальность. Говоря словами Вальтера Беньямина, мы сами – часть этого «тайного уговора». Призыв «Белой розы» в январе 1943 года был обращен «ко всем немцам», сегодня он адресуется всем европейцам. Мы – те, кого ожидали тогдашние студенты и их наставники, написавшие эти строки, и мы продолжаем нести ответственность за сохранение и возрождение их европейской мечты.

Переизобретение нации. Почему мы боимся ее и почему мы нуждаемся в ней

Посвящается Яну

Предисловие