Сей дивный — из порфира — гробовойзатвор сокрыл в суровом царстве тенейкисть нежную, от чьих прикосновенийхолст наливался силою живой.Сколь ни прославлен трубною Молвой,а все ж достоин вящей славы гений,чье имя блещет с мраморных ступеней.Почти его и путь продолжи свой.Почиет Грек. Он завещал Природеискусство, а Искусству труд, Ириде[225]Палитру, тень Морфею, Фебу свет.Сколь склеп ни мал, — рыданий многоводьеон пьет, даруя вечной панихидекуренье древа савского[226] в ответ.«СЕНЬОРА ТЕТЯ! МЫ СТОИМ НА СТРАЖЕ...»
[227]Сеньора тетя! Мы стоим на стражев Маморе. К счастью, я покуда цел.Вчера, в тумане, видел сквозь прицелрать мавров. Бьются против силы вражьейкастильцы, андалузцы. Их плюмажидрожат вокруг. Они ведут обстрел —затычками из фляжек. Каждый смел —пьют залпом, не закусывая даже.Один герой в бою кровавом слег —и богатырским сном уснул. Бессменнодругой всю ночь точил кинжал и пику —чтобы разделать утренний паек,А что до крепости, она отменна —у здешних вин. Мамора. Хуанико.«ДОВЕРИВ КУДРИ ВЕТРУ, У СТВОЛА...»
[228]Доверив кудри ветру, у стволагустого лавра Филис в дреме сладкойна миг забылась; золотистой складкойволна волос ей плечи оплела;и алая гвоздика расцвелав устах, сомкнув их тишиною краткой,чьей свежести вкусить решил украдкойсатир, обвивший плющ вокруг чела,но не успел — нежданно появиласьпчела, и в нежный, пурпурный цветокпронзительное жало погрузилось;был посрамлен бесстыдный полубог:прекрасная пастушка пробудиласьи он настичь ее уже не смог.О СТАРЧЕСКОМ ИЗМОЖДЕНИИ, КОГДА БЛИЗИТСЯ КОНЕЦ, СТОЛЬ ВОЖДЕЛЕННЫЙ ДЛЯ КАТОЛИКА
[229]На склоне жизни, Лидий, не забудь,сколь грозно семилетий оскуденье,когда любой неверный шаг — паденье,любое из падений — в бездну путь.Дряхлеет шаг? Зато яснее суть.И все же, ощутив земли гуденье,не верит дом, что пыль — предупрежденьеруин, в которых он готов уснуть.Змея не только сбрасывает кожу,но с кожей — оболочку лет, в отличьеот человека. Слеп его поход!Блажен кто, тяжкую оставив ношуна стылом камне, легкое обличьенебесному сапфиру отдает!НАИСИЯТЕЛЬНЕЙШЕМУ ГРАФУ-ГЕРЦОГУ
[230]