Европейская поэзия XVII века

Мой брат, последний мой оплот,
Ты, кто один на белом свете,
Находишь нестерпимым гнет,
Который лег на плечи эти;
Друг верный, пылкий и прямой,
Готовый следовать за мной,
Чтобы в беде мне быть опорой,
Спаси в последний раз меня:
Пусть мне позволят жить, коль скоро,
Измученный, не умер я.

Когда надежды свет нельзя

Узреть за черной пеленою,
Когда и судьи и друзья
Захлопнут двери пред тобою,
Когда устанешь ты просить,
Когда устанешь слезы лить,
Взирая на мои мученья, —
Моли судьбу, чтобы гроза
Гнала корабль мой в порт спасенья
Или закрыла мне глаза.

Кто может о грядущем знать?

У наших бед свое теченье,
И не дано нам разгадать
Истоки их и назначенье.
Лишь богу ведомо о том,
Что ждет нас, а своим умом
Не можем мы осмыслить это,
Не можем знать путей своих,
Как нам не разгадать секрета
Морских течений, волн морских…

Но изменения всегда

И миром правят и природой.
Изменит и моя звезда
Свой путь, отмеченный невзгодой.
Бедой мой разум иссушен,
Слезами взор мой замутнен,
Кровь стынет от тоски и боли.
Но после ночи — свет в окне,
И беспросветный мрак неволи
Свободу предвещает мне.

Какие бы силки опять

Враги ни расставляли всюду,
Надежды мне не потерять,
Что я в Буссэре снова буду.
Придет пора — и бог дневной
Заблещет светом предо мной
Над нашим родовым именьем,
Чтоб снова я увидеть мог,
Как он, пылая прежним рвеньем,
Лучами золотит песок.

Зеленый лес увижу я,

В котором ждет меня прохлада,
Увижу, как, траву жуя,
Мычащее пасется стадо,
И с каждой новою зарей
Вновь зарастает луг травой;
Увижу тропы к водопою,
Услышу жалобы песка
И эхо, что ворчит порою
В ответ на ругань рыбака.

Всю ночь на берегу готов

Рыбак от холода томиться,
Считая, что его улов
С морским уловом не сравнится.
Но, хоть добыча велика,
Ничтожна прибыль рыбака:
Порою даже рвутся сети,
Так много рыбы из воды
Он извлекает здесь, но эти
Не окупаются труды…

Увижу, как цветут луга,

Увижу, как траву срезают
И как, сложив ее в стога,
На них крестьяне отдыхают.
Поскольку в климате таком
И виноградом и вином
Всегда бывал наш край обилен,
То я, когда настанет срок,
Увижу, как во мгле давилен
Струится пенящийся сок.

Там, как ведется с давних пор,

Бельгард наш устали не знает:
На все свой обращая взор,
Доходы он преумножает.
Он скажет, много ли стогов
Удастся вывезти с лугов
И сколько шерсти даст нам стадо,
И лучше стариков-крестьян
Решит он, что посеять надо
И есть ли в чем-нибудь изъян.

Как и в былые времена,

Все поровну делить мы будем:
Из наших мест устранена
Вражда, что жить мешает людям.
И, братья, сестры, дети их,
Во власти помыслов одних
Благословим мы край прекрасный,
Где все в избытке мы найдем.
Войны бы только гром ужасный
Не сотрясал наш тихий дом.

Когда б такая благодать

Остаток дней моих венчала,
Другие радости искать
Моя б душа не помышляла.
Свобода наконец должна
Мне счастье возвратить сполна.
И я не сделаю ни шагу,
Чтоб Лувр увидеть… А потом
Спокойно в ту же землю лягу,
Где предки спят последним сном.

Вот те права, что край родной

Имеет на меня с рожденья, —
И коль во Франции со мной
Сочтется смерть — мне нет прощенья.
Как ни было б коварно зло,
Но от Гаронны и от Ло
Не отделить моей могилы.
И где б ни довелось мне жить, —
Вдали от мест, что сердцу милы,
Нельзя мне голову сложить.

Надежда от меня бежит,

Мои невзгоды — непрестанны,
Труд незаконченным лежит, —
Пора мне дать покой желанный.
Как был безжалостно суров
Гнев этих яростных умов!

Как был гоним я злобой черной!

Не выдержав, я низко пал:
Невинный, каялся притворно
Я в том, чего не совершал.

О! Страждущего без вины

Напрасно крики раздаются:
Сердца железные страшны,
Они на крик не отзовутся.
Уж год пылает ярость их,
И нет на свете слов таких,
Чтоб загасить ее пыланье.
Кто справедливей всех, и тот
Считает за благодеянье,
Коль раны мне не нанесет.

Но что бы я ни перенес,

Мои убийцы непреклонны.
К чему же было столько слез,
К чему смирение и стоны?
Чтобы лишиться света дня?
Лишиться воздуха, огня?
И стены каменного ада
В тоске безмолвной созерцать?
Или меня изжарить надо,
Чтоб лютый голод их унять?

Лишь ты — последний мой оплот,

Лишь ты, один на белом свете,
Находишь нестерпимым гнет,
Который лег на плечи эти;
Брат верный, пылкий и прямой,
Готовый следовать за мной,
Чтобы в беде мне быть опорой,
Спаси в последний раз меня:
Пусть мне позволят жить, коль скоро,
Измученный, не умер я.