— Мне кажется, что их можно соединить, — сказал последний убедительным тоном, — для народа всегда нужно владычество, он желает и будет иметь его, но средства владычества должны быть истинными. Материя подчиняется владычеству материи, дух — владычеству духа, и преимущественно церковь призвана владычествовать над этой областью. Я придерживаюсь того мнения, что трактат, закон — назовите, как угодно — в виде конкордата, теряет всякое значение, как только умы, справедливо или несправедливо, восстанут против него: обладая силой управлять сердцами, руководить совестью, проникать души, церковь не имеет надобности в таких трактатах, одна приверженность к ней служат основанием её владычества, — и никакой в мире конкордат не в силах возвратить ей указанную силу, когда она лишится её. Если, поэтому, ваши слова о настроении в Австрии несомненны, то необходимо снять, в соглашении с церковью, эти внешние оковы, дабы окрепла сильнее внутренняя связь, но не следует разделять государство и церковь, имея в виду соединить их потом. Я много размышлял о требованиях, — продолжал он с возраставшим воодушевлением, — предъявляемых нашим временем руководителям государств и церкви, и пришёл к тому твёрдому убеждению, что величайшая задача всех католических держав заключается в соединении их влияния и трудов, с целью вновь оживить сильно поколебленную власть церкви, приведя религию в тесную связь с духом народов, который свободно и самостоятельно развивается и не покоряется беспрекословно повелениям, исходящим из замкнутого святилища. Следует, — продолжал он, как бы забыв об окружающем, — возвратиться к первоначальным основам христианской общины, имевшей трёх членов, соединённых в единый организм: священника, епископа и общину; эти три фактора определяли и регулировали церковную жизнь, которая живительно проникала во все члены. Жизнь церкви пришла в застой, и только возвращением к первоначальным здоровым элементам можно вывести её из застоя и восстановить её владычество над умами!
— Вы забываете, — сказал государственный советник Клиндворт, продолжавший с изумлением смотреть на графа, — что более не существует патриархальных условий жизни, при которых возникли и существовали первые христианские общества; теперь…
— Всякое учреждение, — прервал его граф, — даже самое высокое и святое, может существовать только в том духе, в котором создано, а дух христианства, дух христианской церкви, есть свобода. Не та, о которой теперь так много говорят и которая готова, в диком произволе, отвернуться от закона, но та свобода, что с детской покорностью стремится постичь смысл закона и исполнить его с любящей преданностью. Если церковь не ведёт человеческого духа путём истины — божественной свободы, то он подчиняется тайному стремлению и желанию поклониться идолам, которых так обольстительно украшает софистический разум.
Молодой аббат, с блестящим взором, внимал словам графа: он встал позади кресла, на котором сидел, сгорбившись, государственный советник; граф подвинулся ещё на шаг и с воодушевлённым на лице произнёс голосом, шедшим из глубины сердца:
— Своим внутренним взором я вижу чудную, величественную картину — картину возрождённой церкви, которая соединяет весь мир могущественным святым словом и распространяет своё владычество над душами, и чтобы эта картина стала действительностью, довольно теперь одного мановения Ватикана. Но скоро удобный момент пройдёт. Видите ли, весь обширный католический мир составляет теперь церковную общину: папа, окружённый прелатами, есть её епископ, а католические державы — пресвитеры. Вся эта обширная община должна слиться воедино, чтобы сообща возродить дух церкви, который снова разлился бы в среде общественного сознания. Папе следовало бы собрать вокруг своего престола епископов христианства, представителей держав и представителей народов; это собрание должно сообща обсудить положения и порядки церкви, вопросы, волнующие церковную жизнь; оно должно повторяться через определённые промежутки времени, дабы свежее дыхание жизни доносилось до средоточия церкви, из которого разливались бы свет и теплота в столь многочисленные отдельные человеческие общества. Чего требуют народы в делах материальной жизни, то несравненно для них нужнее в великом деле религии, которая соединяет душу с её вечным отечеством.
— Вы хотите собора? — сказал государственный советник Клиндворт. — Эта мысль уже обсуждалась…
— Собственно не собора, в смысле древних церковных собраний, — отвечал граф Риверо. — Можно, однако, сохранить это название, хотя оно не соответствует предполагаемому мной собранию — я говорю о церковном парламенте.
Государственный советник улыбнулся.
— И вы предполагаете восстановить этим владычество церкви, владычество папского престола — средством, которое уже в светской области убило всякую власть?
Граф медленно покачал головой.