— Моя свобода будет непродолжительна, — сказал он, с удивлением смотря на Джулию, — я уже чувствую цепи, которые обратят меня в невольника.
— Мы употребим всё старание, чтобы подготовить для мадемуазель блестящий дебют, — сказал мужчина с красивыми усиками, сидевший около Памелы на низеньком табурете, вставляя стёклышко в глаз и осматривая молодую девушку с головы до ног.
— Не вы, чудовище! — воскликнула Памела, сложив веер и ударив им по плечу соседа. Выньте стекло, — сказала она отрывистым, резким тоном, — неприлично рассматривать так молодую даму, я не хочу этого!
Молодой человек с улыбкой наклонился к ней, выпустил из глаза стёклышко и шепнул ей что-то на ухо, что, кажется, понравилось ей, потому что она громко засмеялась и, ударив опять веером, сказала:
— Лжец, вам окажешь большое снисхождение, если станешь верить вам!
Джулия сидела молча с опущенными глазами и едва удерживлась от слёз. Её наполняло глубокое негодование на то, что под предлогом искусства её заманили в это общество; ужас охватывал её при мысли, что это общество есть только первый шаг на длинной дороге, к которой хотели принудить её, и что эта дорога имеет продолжение и конец.
Она едва слышала шедший вокруг неё разговор, пылкие комплименты, расточаемые ей мужчинами, и вздохнула с облегчением, когда маркиза де л'Эстрада объявила обществу, что её племянницы, девицы Матолетти, осмелятся представить на суд общества свою игру на фортепьяно в четыре руки.
Обе Матолетти, молодые девицы с уверенной поступью, противоречившей уверениям тётки в их боязливости, и с выговором, не имевшим в себе ничего иностранного, а напоминавшим бульвар Монмартр, прошли в боковой салон и принялись исполнять на плохо настроенном пианино пьесу, отличаясь более шумом и громом, чем чистотой звуков и гармонией.
— Они не дурны, — сказал мужчина с усиками, сидевший возле Памелы, — точно ли они племянницы старухи?
— Я нахожу, Гастон, — отвечала прекрасная Памела, — что вы сегодня необыкновенно любопытны в отношении молодых дам, особенно же отвратительным я нахожу то, что обе племянницы устроили такой невыносимый гам на несчастном пианино — хоть бы играли что-нибудь весёлое, а то музыка эта ужасна.
— Музыкальный вечер, — сказал Гастон, улыбаясь.
— А, ба! — произнесла Памела тем неподражаемым тоном, которым умеют говорить только парижанки.
Молодые виртуозки перестали играть, несколько молодых людей подошли к ним, но разговор, начатый ими с похвалы, казалось, шёл потом уже не о музыке, а о поезде в Аньер.
— Однако ж, — сказала Памела, улыбаясь и пожимая плечами, — эта жалкая соната, которой терзали наши уши, послужила отличной удочкой — вот уже и рыбка берётся!
И она указала веером на угол салона, где одна из девиц Матолетти уселась на козетке с господином, по-видимому, иностранцем, с которым вела оживлённый разговор вполголоса.
Маркиза де л'Эстрада довольно равнодушно выслушала похвалы игре её племянницам, потом подмигнула Мирпору, давая знак подойти к ней.
— Графа Нашкова нет, — сказала она недовольным тоном театральному агенту, почтительно поспешившему к ней.
— Он непременно приедет, — отвечал Мирпор, обводя глазами салон, — ещё не так поздно.
— Мне было бы очень неприятно, — продолжала маркиза, — если он не приедет, — я хотела познакомить его с вашей итальянкой. Надеюсь, он не бросил моего дома, — прибавила она, строго взглянув на Мирпора.
— О, конечно нет, — возразил последний с улыбкой, — будьте совершенно спокойны.
— И Агар приедет? — спрашивала она дальше. — Хотя в самом деле уже поздно.
— Я употребил всё своё красноречие, чтобы убедить её, — отвечал Мирпор. — Представил ей ваш кружок изысканным собранием любителей искусства, и она обещала приехать.
— Для меня важно, чтобы в моём кружке были настоящие, известные артисты, — сказала де л'Эстрада, — мой кружок всё ещё не достиг настоящей высоты, мне необходимо собирать у себя действительно первый и знатный круг мужчин, а что последние находят у меня, то может только привлекать, но не удерживать их — дело не может, таким образом, принять широких размеров.
— Я делаю что могу, — отвечал Мирпор, — реноме приобретается постепенно. Впрочем, появление молодой Романо имеет, во всяком случае, свою цену.
— Надежды, одни только надежды, — сказала де л'Эстрада, пожимая плечами. — Кстати, когда приедет Агар, постарайтесь, чтобы Памела не дурачилась — всё должно иметь приличный вид. Надо будет поместить заметку в больших газетах.
— Я предупредил Памелу, — сказал Мирпор, — и всё подготовил, чтобы господин Пиво…
Метрдотель отворил дверь и прокричал своим гортанным голосом:
— Граф Нашков!
Вошёл мужчина лет сорока. Осанка его высокой и стройной фигуры была легка и непринуждённа, наряд отличался простотой и изяществом. Черты бледного и изнурённого лица, с выдавшимися скулами, были вялы и невыразительны; длинные, тщательно причёсанные пепельного цвета бакенбарды спускались по обеим сторонам этого лица, в котором были оживлены только одни глаза, горевшие беспорядочным огнём; узкий и низкий лоб переходил в лысый череп; жиденькие белокурые волосы были искусно завиты.