Европейские мины и контрмины

Затем, по примеру Мирпора, все присутствующие рассыпались в громких похвалах; мужчины теснились около певицы, чтобы выразить ей своё удовольствие, между тем как Лукреция с улыбкой выслушивала восторженные похвалы, которыми осыпала маркиза де л'Эстрада пение её дочери.

Джулия молча слушала, что говорили ей мужчины в более или менее остроумных фразах — её взгляд неподвижно был устремлён на это общество, от которого, как ей казалось, веяло открытой могилой, медленно дошла она до кресла, стоявшего близ пианино. Молодой человек, которого Памела называла Шарлем, сел рядом с Джулией и с участием взглянул на её грустное лицо.

— Услышав ваш голос и исполнение, — сказал он тоном, который сильно отличался от обычного в этом салоне разговорного тона, я едва могу поверить, чтобы вы действительно желали дебютировать на одном из мелких театров и расточать свой талант в жалких оперетках, как уверяют нас Мирпор и де л’Эстрада.

— Я вообще не имею такого намерения, — отвечала Джулия ледяным тоном. — И вовсе не думаю поступать на сцену.

Молодой человек с удивленьем поглядел на неё. Потом сказал с выраженьем искренности:

— Вы в первый раз в этом обществе и, говоря правду, мало подходите к нему; если вы хотите открыть дорогу своему таланту, то она должна быть иная, чем та, которая начинается здесь. Меня зовут маркиз Вальмори, — продолжал он с небольшим поклоном, — у меня большие связи в свете, в настоящем большом свете. Если вам нужен друг, готовый помочь словом и делом, то вот вам моя рука. Я предлагаю искренно и без всякой задней мысли, — прибавил он поспешно, заметив неудовольствие на покрасневшем лице Джулии. — Позвольте мне бывать у вас и беседовать о вашей будущности — доверие не приходит сразу, но я надеюсь убедить вас в том, что вы можете доверяться мне.

Джулия медленно подняла на него глаза.

— Благодарю вас, маркиз, — сказала она мягким, спокойным тоном, — у меня достанет сил идти своей дорогой, которую я вполне обсудила.

Прежде чем молодой человек успел ответить, в салоне произошло некоторое волнение. Де л'Эстрада обходила гостей, приглашая их образовать кружок, потом ввела в средину его Агар и с важным видом объявила, что великая артистка готова начать чтение.

Агар обвела взглядом всё общество, лёгкая, тонкая улыбка показалась на её губах, и, помолчав с минуту, она начала звучным, богатым модуляциями голосом, стихотворение Виктора Гюго «1811». Чудные стихи лились из её уст, возникал титанический образ Наполеона, поставившего ногу на ступеньки престола судьбы и готового вырвать скипетр из рук вечного рока, как вырывал он скипетры из рук земных владык, с гордыми словами: L'avenir est a moi ![54] И когда потом эта высокая бледная женщина в чёрной одежде, стоявшая подобно изваянию, с поднятой рукой, с сияющим взором, произнесла тихим, западающим в душу тоном простой ответ, посылаемый небом исполинскому цезарю: L'avenir est a Dieu! [55], тогда содрогнулось даже это общество, которое так мало привыкло помышлять о Боге и о будущем. Одна только Джулия погрузилась в саму себя — её сердце было потрясено до глубины, и виделся ей ангел с пламенным мечом, спускавшийся с чёрной тучи будущего на это внутренне гнилое общество, чтобы возвестить ему смертный приговор.

Казалось, никто не находил слов выразить похвалу чтению, да и сама Агар, по-видимому, не ожидала похвал, а в задумчивом молчании стояла она несколько минут, потом повернулась к Джулии, которая, опершись на пианино, грустно смотрела на артистку, чтение которой произвело на неё столь сильное впечатление.

— Я вас ещё не поблагодарила, — сказала Агар с дружеской улыбкой, — за то удовольствие, которое вы доставили мне своим пением; во всё время моего чтения раздавалась в моей душе эта музыка и её исполнение.

— Вы слишком добры, — отвечала Джулия, любуясь на красивое, серьёзное лицо актрисы, — не могу найти слов выразить, в свою очередь, впечатление, произведённое на меня вашим чтением.

— Поговорим немного, если только это приятно вам. Мне нужно отдохнуть, разговор же всегда волнует меня. Удалимся в тот тихий уголок.

Она взяла за руку Джулию и повела её в маленький кабинет, около второго салона, слабо освещённый и отделявшийся портьерой.

— Мне кажется, — заявила она, усаживая молодую девушку около себя на диванчике, — что вы здесь так же не на месте, как и я — простите откровенные слова посторонней для вас женщины, — продолжала она, заметив полуиспуганный, полублагодарный взгляд Джулии, — но вся ваша личность, ваше пение, затронувшее моё сердце, влечёт меня к вам и говорит: вы здесь не в своём кругу.

— Я… — начала Джулия.