— Бедняжка, — сказала старуха, смотря в след ему, — он так сильно любит её, как желала бы я видеть их обоих счастливыми!
Множество полицейских и конная гвардия оцепляли улицы Сен-Жерменского предместья. Русский посланник давал бал — государи предполагали посетить этот бал, и русский император выразил желание, чтобы покушение нисколько не изменило прежних распоряжений.
По повелению Наполеона приняты величайшие меры предосторожности по всем тем улицам, по которым должны были проехать иностранные государи, хотя не отгоняли любопытных, толпившихся по тротуарам, чтобы видеть приезд монархов, однако никто не смел останавливаться долго на одном месте, и ни один экипаж, кроме карет, принадлежавших лицам, приглашённым на бал, не мог показываться на оцепленных улицах.
И здесь, среди непрерывно движущейся толпы, расхаживал генерал фениев Клюзере, желавший всё видеть, всё слышать, чтобы составить себе идею о состоянии Парижа. Рядом с ним шёл Рауль Риго, дававший мрачному заговорщику все необходимые объяснения, то в отвратительно циническим тоне, каким сентябристы говорили свои бонмо, то в приторном тоне людей, выросших на парижской мостовой и занимающих средину между гаменами и денди.
— Не кажется ли вам, генерал, — сказал Рауль Риго с улыбкой, — что добрый Париж изменил свою физиономию? Все неудовлетворённые страсти и препятствия, которых так много в Европе, исчезли сегодня утром из мыслей и уступили место надеждам на мир и наслаждению жизнью, будущее предлагается таким розовым, золотым! Посмотрите, — продолжал он, — пистолетный выстрел пробудил мрачных духов, взгляните на полициантов, на патрули, взгляните на толпу, которая по принуждению ходит по улицам — похожа ли она на те весёлые массы народа, которые освещало сегодня утром солнце в Булонском лесу?
— Приезжая в Париж, всегда научишься чему-нибудь, — сказал Клюзере с мрачной улыбкой, — и на этот раз я многому научился.
Они пошли дальше.
Прибыли государи с сильным военным конвоем и вскоре опустели улицы; весь блестящий и знатный Париж собрался в салонах у русского посланника.
Вместе с запоздалыми зеваками быстрыми шагами и с поникшей головой шёл Жорж Лефранк.
Он миновал Новый мост, сад Тюильри, прошёл через площадь Согласия и направился вдоль набережной, идущей позади Елисейских Полей.
Никого не было в это время на этом месте, малолюдном даже в течение дня.
Молодой человек дошёл до конца стены, отвесно спускавшейся в реку, и вынул из кармана свёртки с золотом.
Внизу плескалась Сена, озарённая луной, серебристый лик которой плыл по тёмному небу, окружённый лёгкими, клочковатыми облачками.
Жорж долго смотрел на катящиеся волны. Не лучше ли почивать там, в прохладном спокойствии, нежели вести здесь непрерывную борьбу с бедствием и скорбью?
Почти с завистью он взглянул на воду и вдохнул холодный, поднимавшийся от воды пар, который освежил его взволнованную грудь.
— Но не будет ли низостью и позором бежать жизни, пока хватает ещё сил трудиться для того, чтобы не постиг других такой же жребий, какой выпад мне на долю, чтобы освободить бедных и угнетённых от лежащего на них ила? И, — продолжал он тише, поднимая взор к чудесному, светлому небу, — если там есть вечное правосудие, вечная любовь? Она так сказала, — проговорил он горьким тоном, — но разве её слова не могут быть истинны? И злые духи возвещают иногда вечную истину. И тайный голос убеждает меня, что слова её правдивы! Этот демон заимствовал небесный образ, чтоб погубить мою любовь, и, однако ж, я не могу забыть сказанные ею слова о Вечной Любви, которая управляет сердцами людей. Возможно ли, чтобы эта любовь проникла в моё сердце этим страшным, прискорбным путём?
Он долго молчал. Мягкий блестящий взор его устремился к небу.
— Если Ты, Всемогущий, — сказал он потом, — живёшь на небе и оттуда взираешь на тоскующих и скорбящих людей на земле, взгляни милосердным оком на моё измученное, больное сердце, похорони минувшее, как я бросаю в пучину это проклятое золото, положи предел моим мучениям и призови меня к вечному покою!
Он торопливо шагнул к самому краю стены и с гневом и отвращением кинул в реку свёртки с золотом.
Но от сильного движения при размахе он потерял равновесие, его нога скользнула, он хотел схватиться за что-нибудь, рука схватила воздух, раздался крик, и Жорж погрузился в волны Сены.
Короткая борьба, сильные всплески воды, ещё последний, отчаянный, крик — и волны сомкнулись над несчастным.
Спокойно и тихо плыл месяц по тёмной лазури, играя и сверкая, катились внизу волны, ночь дышала глубоким миром и безмятежностью.
Нашёл ли он мир в тихой бездне — внял ли Господь его последней молитве и призвал ли к себе из мира борьбы?
Часть четвёртая
На другой день после посещения выставки Джулия лежала на постели, погрузившись в глубокие думы. Сменяя друг друга, проносились внутренние картины через её молодую душу, которая, едва начав жить, уже изведала горе и скорбь.