Европейские мины и контрмины

— Во мне происходит такая же борьба, — сказал он, подпирая голову рукой, — как в звуковых картинах маэстро, который творческим полётом своей фантазии вызывает пред нами эти образы из отдалённой седой старины Германии! О, если б я скоро мог найти разрешение этим диссонансам, которые нередко тревожат мучительно мою душу! Чудное королевство Людовика XIV представляется мне светлой целью, и, однако, кровь сильно волнуется при виде образов древних героев немецкой саги и истории, при песнях о деяниях королей, которые, стоя среди народа, жили и чувствовали вместе с народом в его битвах и борьбе. Не соединится ли гордая идея версальского королевства с глубокой народной жизнью государей немецкой нации, не восстановится ли блестящий трон, разливающий вокруг себя свет и жизнь, не будет ли он покоиться на основании, органически возникшем из народной жизни? Всюду противоречия, всюду противоположности, — сказал он со вздохом, — и напрасно я всюду ищу примиряющего разрешения, которое, однако, должно существовать. В этом решении заключается владычество над миром и жизнью! Или, быть может, такое разрешение не существует на земле, и наша несовершенная натура должна изнывать в вечном противоречии?

Он взял со стола раскрытую книгу.

— Как глубоко проникает при этом царь поэзии в богатую жизнь человеческой души, какие волшебно живые и истинные образы выводит он пред нами, но и в его мастерских руках противоречия остаются неразрешимы, преимущественно то великое противоречие, которое существует между чисто идеальной жизнью сердца и жизнью материального грубого и презренного света и которое ежедневно наносит нам чувствительные уколы! Как прекрасно всё, что говорит Поза! — продолжал он, взглядывая на открытую страницу. — Как прав он со своим пламенным красноречием, и, однако, какую истину высказывает дон Филипп! Разве человечество не унижается теперь так же, как тогда? Где найдёт государь человека, который мог бы гармонировать с ним? И чем решает великий поэт это столкновение прекрасного с истинным, которое он представляет нам в столь живых образах? Смертью, разрушением! Неужели прекрасное и истинное могут встретиться, подобно орбитам звёзд, единственно в беспредельности мироздания?

Король бросил на стол том Шиллера и задумчиво откинулся на спинку стула, поднял глаза вверх с печальным выражением.

Спустя некоторое время постучали в дверь: вслед за стуком в кабинет вошёл человек лет пятидесяти, с военной осанкой, в чёрном фраке и при белом галстуке.

Это был камердинер Зайф, доверенный слуга короля ещё в бытность последнего кронпринцем. Остановившись неподвижно и спокойно в дверях, он доложил:

— Прибыл из Штарнберга князь Гогенлоэ и просит аудиенции у вашего величества.

Король тяжело вздохнул.

— Опять действительная жизнь врывается в мои грёзы, — сказал он, медленно вставая, и прошёл в приёмную, обитую красными обоями и украшенную шёлковой красной мебелью.

— Я готов принять князя, — сказал король, садясь около стоявшего посреди комнаты большого стола, так что мог видеть через отворенную дверь балкон с решетчатой галереей.

Спустя минуту вошёл князь Хлодвиг фон Гогенлоэ Шиллингфюрст.

Этот министр, преемник фон дер Шордтена, старавшийся провести государство среди многих и опасных скал нового развития времени, был аристократическая личность. Несмотря на некоторую болезненность в лице нельзя было сказать, что князю уже пятьдесят лет. Густые усы не вполне скрывали очертания изящных губ. В ясных и чистых взорах соединялась тонкая и проницательная наблюдательность с откровенностью.

Князь почтительно взял протянутую руку короля, который при его входе встал; по знаку молодого монарха князь сел против него.

— Вы, без сомнения, с известиями из Зальцбурга? — сказал король, обращая взгляд на своего министра.

— Я принёс новое настоятельное приглашение вашему величеству отправиться туда, — отвечал князь, открыв портфель и вынув из него несколько бумаг, — граф Траутмансдорф высказал мне живейшее желание его величества императора Франца-Иосифа видеть ваше величество в Зальцбурге, хотя в течение одного дня; точно так же и маркиз Кадор выразил мне такое же желание от имени французского императора!

Король Людвиг пожал плечами.

— Во время проезда императора Наполеона через Баварию я оказал ему все почести, каких только он мог требовать или желать, — сказал король, — и не вижу, какое правило этикета могло побуждать меня посетить императора в австрийской области. Не сделал ли граф Траутмансдорф какого-нибудь замечания относительно приглашения императора Франца-Иосифа?

— Граф долго беседовал со мной, — отвечал князь, — и со всей осторожностью развил мне в общих чертах политическую идею, которая, по воззрению императора, лежит в основании зальцбургского свидания и в силу которой было б желательно для Австрии, чтобы ваше величество побывали в Зальцбурге.

— Мне любопытно слышать это, — сказал король, откидываясь на спинку стула и твёрдо сжав губы.