Европейские мины и контрмины

— Граф Траутмансдорф говорит, что, согласно общим интересам, Австрии и Баварии необходимо тщательно поддерживать и, по возможности, гарантировать границы, положенные Пражским миром развитию прусского влияния. Император и его правительство далеки от всякой мысли поправлять минувшее, но необходимо прийти в соглашение с Францией, имеющей почти одинаковые интересы с Австрией, относительно средств сохранить уже существующий порядок и обеспечить его от могущих быть нарушений. Пражский мир есть жизненное условие для самостоятельности южногерманских государств и в то же время имеет громадный интерес для спокойствия Европы, которое не должно быть нарушено новыми переворотами в Германии. Если поэтому Австрия, предполагая иметь одинаковый взгляд с Францией на многие пункты европейской политики, должна преимущественно основываться на Пражском мире, то в этом, однако ж, заключается возможность для Франции вмешаться в немецкие дела, и император желал бы при обсуждении этого пункта видеть около себя южногерманских государей. Поэтому ваше величество окажете большую услугу не только истинным интересам Германии, но и спокойствию Европы и будете существенно содействовать мирному значению зальцбургского свидания, значению, которое оно должно иметь, по мнению австрийского правительства.

Король внимательно слушал и кивнул головой в знак того, что вполне понял речь князя.

— Какое же ваше мнение, дорогой князь? — спросил он спокойным тоном.

Князь Гогенлоэ взял бумагу с заметками и сказал:

— Предстоящий здесь вопрос так важен и серьёзен, что я не осмелился представить вашему величеству своё личное одностороннее мнение, но позволил себе собрать всех министров и проверить своё мнение мнением всех коллег.

На губах короля появилась тонкая, едва заметная улыбка. Князь продолжал:

— Ваше величество вполне справедливо заметили, что все требования этикета удовлетворены и что никакое правило вежливости не требует ехать в Зальцбург. Эта поездка при настоящих условиях и том внимании, с каким европейские кабинеты следят за происходящим в Зальцбурге, может иметь важное политическое значение, именно то, что ваше величество и Бавария готовы, в принципе, согласиться с тем, что будет положено Австрией и Францией относительно немецких дел. Вашему величеству известно, — продолжал князь после некоторого молчания, — что я принял управление делами с целью сохранить баварской короне большую силу и самостоятельность после тяжкого удара, поразившего её в 1866 году, и залечить раны, которые ещё до сих пор точат кровь. Для исполнения этой задачи необходимо сохранить добрые отношения к северогерманскому союзу и доверие берлинского двора, а также избегать новых неприятностей и недоразумений, которые послужат поводом отнять у Баварии остальную независимость. Ваше величество убеждён, — продолжал князь, делая ударение на словах, — что я стану противодействовать такому отнятию со всей энергией и всеми находящимися в моём распоряжении средствами. Но я считаю благоразумным не вызывать конфликтов, в которых мы будем одни противостоять Пруссии, снабжённой всеми средствами для действия и употребляющей энергично эти средства, или же нам придётся звать на помощь иностранные государства, потому что в отношении Австрии мы по опыту 1866 года знаем, какая судьба ожидает её союзников. Поэтому я и мои коллеги того мнения, что ваше величество не должны своей поездкой в Зальцбург и участием в тамошних неясных, но подозрительных для Пруссии переговорах раздражать берлинское правительство. Но если б вашему величеству угодно было посетить лично императора Франца-Иосифа, то я почтительнейше стал бы просить оставить меня здесь, чтобы вы, ссылаясь на отсутствие министра, могли отказаться от политических прений; вместе с тем это отсутствие отнимет, в глазах европейских кабинетов, всякое политическое значение у вашей поездки, которая таким образом станет простой любезностью вашего величества.

Князь замолчал и поклонился в знак того, что он высказал своё мнение. Король Людвиг прошёл несколько раз комнату большими шагами.

Князь также встал и следил глазами за быстрыми движениями молодого короля. Наконец последний остановился перед министром, оперся рукой на стол и, подняв глаза на министра, сказал: