Европейские мины и контрмины

С улыбкой вошёл в кабинет посланник Наполеона, граф Бисмарк встретил его с изысканной вежливостью. Кто видел бы свидание министра и дипломата, тот подумал бы, что между Францией и Германией существуют наилучшие отношения и что, судя по ним, европейский мир непоколебим.

Посланник занял место, которое до того занимал агент Гарибальди; граф Бисмарк сел за свой письменный стол, с почтительным вниманием ожидая, пока Бенедетти заговорит.

— Я позволю себе, дорогой граф, — сказал последний, — обратить сегодня ваше внимание на положение Европы и некоторые вопросы, особенно важные для неё. Меня побуждает не личное желание обменяться с вами мыслями, я поступаю по приказанию своего правительства, ибо, как вам известно, император придаёт особенную важность тому, чтобы быть во всех вопросах единодушным с прусским правительством, и с вами, — прибавил он, делая ударение.

— Я глубоко благодарен императору за это желание, — сказал граф Бисмарк с поклоном, — оно вполне согласуется с моим, которое проистекает, независимо от высокого уважения к мнению императора, из искреннего и истинного убеждения в том, что дружба между Германией и Францией составляет необходимое условие европейского спокойствия. Впрочем, император мог всегда лично убедиться, что наши воззрения совершенно одинаковы во многих и существенных пунктах.

— Не могу скрыть от вас, — сказал Бенедетти, устремив на министра спокойно-равнодушный взгляд своих почти не имеющих выражения глаз, что в Париже замечается проблема — беспокойство относительно близких и ежеминутно усиливающихся отношений между Пруссией и Россией, интересы которых никогда не совпадут на Востоке с интересами Франции и, может быть, несколько повредят нашим с вами отношениям.

— Дорогой посланник, — сказал граф Бисмарк, улыбаясь с выражением искренней откровенности, — вы усматриваете призраки там, где их вовсе нет. — Добрые отношения Пруссии к России, основанные, впрочем, на родстве обоих царственных домов и на священных для них традициях, начались уже давно и выказываются Европе при всяком удобном случае. К этим личным отношениям присоединяется соседство обоих государств, взаимные сношения которых более и более устраняют препятствия — нигде нет расходящихся или сталкивающихся интересов; что же естественнее, если обе стороны тщательно поддерживают добрые отношения? Но нет никакого повода отыскивать за этими дружественными отношениями каких-либо политических действий, могущих оскорбить нашу дружбу с Францией или связать нас по рукам при обсуждении вопросов европейской политики.

— Для меня особенно приятно слышать эти слова от вас, ибо нам предстоит беседовать о восточном вопросе, который постоянно обращает на себя внимание императора, — сказал посланник.

Весёлое, беззаботное выражение на лице графа Бисмарка сменилось выражением глубокого внимания. Молчаливым наклонением головы он выразил свою готовность слушать.

— Без сомнения, вы заметили, — продолжал посланник, — что в последнее время происходит сильное и единовременное движение как в областях нижнего Дуная, так и в Греции.

— Волнение, — заметил граф Бисмарк, пожимая плечами, — естественное в тех странах и повторяющееся время от времени. К этому ведёт беспорядочное и не установившееся политическое и социальное состояние.

— Однако в настоящее время, — сказал Бенедетти, — это естественное брожение, кажется, имеет внутреннюю связь в различных пунктах и стремится к определённым целям. Панславистское движение, имеющее удивительную организацию и захватывающее даже австрийские области, общее движение в греческой церкви, всё это, возрастая и усиливаясь, должно вести к распадению и уничтожению Турции и к безграничному господству России на Востоке, подкреплённому религиозным влиянием.

— Мне кажется, всё это лежит в отдалённом будущем, — возразил граф Бисмарк, — а для современного положения дел едва ли стоит заниматься случайностями грядущего, которые, без сомнения, наступят тогда, когда европейская политика будет находиться в иных условиях и когда руководить ею будут другие люди.

— Я не могу вполне разделить ваше мнение об отдалённом обострении вопроса, — сказал Бенедетти спокойно, — очень часто такие кризисы наступают внезапно, и если застают врасплох, то могут быть чрезвычайно опасны для спокойствия Европы. Я далёк от мысли утверждать, да к тому же не могу доказать, чтобы русское правительство руководило или возбуждало вообще замечаемое на Востоке движение; не подлежит, однако, сомнению, что плоды этого движения будут полезны России, да и невозможно требовать, чтобы правительство при таких обстоятельствах уклонялось долго от влияния собственных интересов или препятствовало полезному для него движению.