Европейские мины и контрмины

Лорд Лофтус пожал плечами.

— Вскоре затем, — продолжал Бенедетти, — отозвали в Петербург русского посла при здешнем дворе, господина Убри, который, как вы помните, сильно обеспокоился чрезвычайными успехами прусского оружия и их последствиями. По возвращении он заговорил совершенно иным языком: высказывал удовольствие относительно положения дел, что резко противоречило его прежним словам. Этому должна быть серьёзная причина, — продолжал француз с нажимом. — Вероятно, заключён договор, так же тайно, как и те договоры с южными державами, которые теперь обнародованы и уничтожают пражский мир. С того времени оба двора, берлинский и петербургский, смелее и решительнее идут своим путём: Россия на Востоке, Пруссия в Германии, и между обеими не замечается ни малейшего неудовольствия. Нет ли тут взаимных гарантий, которые могли бы возбудить в нас опасения — при той солидарности интересов Англии и Франции на Востоке?

— Дорогой посланник, — отвечал лорд, потягиваясь на кресле. — Вы, кажется, склонны видеть тучи там, где их нет. Со своей стороны, в расширении Пруссии я вижу залог продолжительного мира в Европе. Прусские границы были дурно округлены, вследствие этого Пруссия беспокоилась и была опасна для окружающих стран; теперь она получила, что ей нужно, и станет ревностно заботиться о мире, чтобы не подвергать опасности своих приобретений и чтобы ассимилировать их. Что до России, то у нас есть парижский трактат[19] и флот для его поддержания! Я не вижу ничего опасного в дружеских отношениях двух держав, связанных родством и традициями.

Бенедетти поморщился и со вздохом поглядел на своего коллегу.

Но прежде чем он успел ответить, дверь в кабинет первого министра отворилась, в приёмную вышли Тиле и фон Кейдель.

— Ещё раз благодарю за вашу любезность, — сказал Тиле, — как видите, я не долго истощал ваше терпение.

И пошёл за Кейделем, который, поклонившись дипломатам, оставил приёмную.

На пороге кабинета появился Бисмарк.

— Добрый день, господа посланники! — сказал он, вежливо раскланиваясь. — Я к вашим услугам. Кому угодно первому пожаловать?

Бенедетти указал рукой на лорда Лофтуса, и тот последовал за графом в его кабинет.

— Я задержу вас не более минуты, — сказал английский посол, садясь напротив первого министра. — Европа так спокойна, что едва ли есть хотя бы один вопрос, о котором стоило бы обменяться мнениями. Я прибыл для того только, чтобы спросить вас, как идут переговоры об имуществе ганноверского короля. Надеюсь, всё устроится хорошо?

— Из Гитцинга[20] представляют различные затруднения, — отвечал граф Бисмарк, — которые тормозят быстрое и удовлетворительное решение дела. Король Георг приказал своим полномочным домогаться части королевских доменов. Вы, конечно, понимаете, что я не могу согласиться на это, не могу дать низложенной династии столь обширной недвижимости в её прежнем королевстве. Кроме того, я не совсем ясно понимаю такое требование, ибо король, будучи землевладельцем в своём прежнем королевстве, становится в прямое подданство, даже если и не признал присоединения… Потому-то, — продолжал граф, — необходимо изыскать средства для обеспечения имущества, чтобы король не растратил его на какое-либо рискованное предприятие; я представляю интересы его родственников и не должен давать средств в руки антипрусской агитации; на всё это нужно время, тем более продолжительное, что королевские полномочные жалуются на редкость инструкций от графа Платена, которые притом бывают неясны, часто противоречивы.

— Прошу вас, граф, — сказал лорд Лофтус, прерывая министра, — прошу вас всегда помнить, что во всём этом деле я представляю скорее личное желание королевы, нежели интересы Англии. Конечно, её величество желает, чтобы её кузен, по рождению принц английского дома, занял после утраты престола такое положение, которое соответствовало бы его рождению и рангу…

— И можете быть уверены, — сказал граф Бисмарк, — что желание королевы — закон для меня, тем более что оно вполне согласуется с видами моего государя, который сердечно желает, чтобы политическая катастрофа, разразившаяся над ганноверским домом Гвельфов, не уронила положения высокой фамилии. Я должен ещё прибавить, что и со своей стороны искренно желаю видеть столь высокий, родственный всем династиям дом в достойном и соответствующем положении. Будучи в эмиграции, король наверняка удостоится титула и содержания английского герцога, дабы он мог жить сообразно своему достоинству, если впоследствии вздумает поехать в Англию. Впрочем, — подытожил министр, — я тотчас велю справиться и сообщу вам о положении дел.

— Благодарю вас, — отвечал лорд Лофтус. — Её величеству, конечно, будет приятно слышать такие новости. — Лофтус собрался встать. — Задать этот вопрос было единственной целью моего посещения.

— Могу я вас удержать на минуту? — спросил граф спокойным, почти равнодушным тоном. — Вы можете подготовить своё правительство к рассмотрению вопроса, который, без сомнения, сделается предметом европейской конференции?

Лорд Лофтус с величайшим изумлением посмотрел на графа.