Европейские мины и контрмины

— Мне нужно переговорить с вами, идите за мной, — прошептал купец Зоннтаг, почти не шевеля губами, и потом громко сказал: — Да-да, теперь вам больше нечего делать — в ваши лета всё переносится легко: не заботишься ни о каком деле. — Он жадно выпил стакан пива и, поклонившись офицеру, сказал: — Прощайте, фон Чиршниц; мне надобно идти на почту и отправить этот свёрток.

И быстро вышел через боковую дверь в коридор, который вёл на соседнюю улицу.

Фон Чиршниц медленно бродил по ресторану.

— Не знаю, как провести нынешний вечер, — сказал он громко и подошёл к группе посетителей, сидевших у столика.

Поговорив с ними несколько минут, он опять стал медленно бродить, а потом быстро и незаметно скрылся в ту же боковую дверь, через которую вышел купец Зоннтаг.

Последний стоял в слабо освещённом коридоре.

Он быстро вошёл в дверь, которая вела в комнату для прислуги; в ней горела свеча.

Фон Чиршниц последовал за ним.

— Опасность велика и близка! — сказал низенький купец Зоннтаг, затворив дверь. — Вы все под надзором; у входа в «Георгсхалле» стоит полицейский. Фон Венденштейн арестован, вам не следует идти домой — вы должны немедленно уехать!

— Но боже мой! — вскричал фон Чиршниц в испуге. — Как…

— Есть у вас деньги? — спросил Зоннтаг, поспешно распаковывая свой свёрток.

— Порядочно, — отвечал фон Чиршниц, — но…

Зоннтаг разложил на столе содержимое свёртка.

— Ради бога, не спрашивайте, — сказал он, — делайте, что я вам скажу, и всё будет хорошо. Во-первых, — продолжал он, — долой эту бороду — она слишком заметная примета.

И, поставив на стол зеркало и свечу, он толкнул фон Чиршница на стул и подал ему бритву.

Потом взбил мыло и намылил красивую бороду офицера с такой скоростью и ловкостью, которая сделала бы честь самому искусному цирюльнику.

Вне себя от удивления, фон Чиршниц беспрекословно покорился операции.

Наконец он громко рассмеялся.

— Ради бога, не смейтесь, но брейтесь, — сказал Зоннтаг, — минуты драгоценны, или мне…

Он протянул руку к бритве.

— Нет-нет! — вскричал фон Чиршниц, продолжая смеяться. — Вы можете в пылу своей ревности отрезать мне нос!

— Эти господа вечно шутят, — сказал Зоннтаг полушутливо-полусердито, — скорей, скорей…

Через несколько секунд у офицера уже не было красивой бороды.

— И усы? — спросил он с некоторым колебанием.

— Ведь они скоро опять вырастут, — отвечал Зоннтаг нетерпеливо. — Долой их!

И усы пали под острою бритвой.

— Так, — сказал Зоннтаг. — Теперь снимите сюртук, скорей, скорей. Наденьте эту блузу, фуражку, так будет хорошо, — продолжал он довольным тоном. — Теперь потребуется новый список примет. — Он повернул молодого человека и осмотрел его со всех сторон — в самом деле, едва ли можно было признать в этом работнике красивого изящного офицера.

— Что же дальше? — спросил фон Чиршниц, вынимая из сюртука бумажник и пряча его в карман блузы.

— Слушайте хорошенько, — сказал Зоннтаг, поднимая указательный палец правой руки. — Этой дверью вы выйдете на Банхофсштрассе, спокойно и медленно; на углу против памятника Эрнесту-Августу вы встретите работника и спросите у него, как пройти к Георгс-Мариенштадту; если он ответит вам: «Георгс-Мариенштадт — мой квартал, я провожу вас», — то ступайте за ним и слушайтесь всех его распоряжений. Теперь ни слова больше! Счастливого пути!

— Но?.. — опешил фон Чиршниц.

— Ступайте, ступайте! — воскликнул Зоннтаг. — Минуты драгоценны — у вас впереди половина ночи. Полицейский думает, что вы здесь в «Георгсхалле», я позабочусь о том, чтобы здесь до утра горел огонь, слышался смех и звон стаканов — это будет правдоподобно, и полицейский не уйдёт со своего поста.

Он вытолкнул фон Чиршница.

Потом уложил в свёрток сюртук молодого человека, завязал и, выбежав через ресторан на улицу, отправился на почту. Здесь экспедиция была уже заперта. Зоннтаг стучал во все двери, заходил в бюро и, показывая на свои часы, говорил, что опоздал всего на несколько минут и просил принять его свёрток. Когда же ему отказали в этом везде, он наконец ушёл, обменявшись не совсем ласковыми репликами с почтовыми служащими, которые объявили, что при дальнейшем упорстве они прогонят его.

Он запасся возможно большим числом свидетелей своего пребывания в почтовом здании.

Между тем фон Чиршниц, медленными и спокойными шагами достиг конца Банхофсштрассе.

На углу большой гостиницы «Королевский отель», напротив памятника королю Эрнесту-Августу на Вокзальной площади, стоял, прислонясь к стене, носильщик в синей блузе с жестяным номером на фуражке.

— Дружок, — сказал фон Чиршниц, ловко подражая народному языку, — не можете ли показать мне дорогу к Георгс-Мариенштадту?

— Георгс-Мариенштадт в моём квартале, — отвечал работник, медленно поднимаясь, — я провожу вас, сегодня мне больше нечего делать.

Он потянулся несколько раз, громко зевая, потом медленно пошёл по площади. Носильщик несколько раз осматривался кругом, площадь была пуста, только у ворот железной дороги стояло несколько полицейских в мундирах, да тёмная фигура в штатском платье прислонилась к решётке памятника.