Европейские мины и контрмины

— Нет, кузен, — сказал он, — партия не совсем выгодна и цена не стоит издержек. В люксембургском вопросе для меня важно отступить с достоинством от того пути, на который, быть может, я никогда не должен бы вступать.

— Признаюсь, государь, — сказал граф, — я никогда не имел правильного понятия обо всём этом деле. В отношении немецкого вопроса в его теперешней форме возможны, по моему мнению, две вещи: полнейшая пассивность или активное действие.

— И чтобы приготовить, под маской пассивности, самое активное действие, мне необходима ваша помощь, кузен, — сказал император.

Граф Валевский вопросительно взглянул на Наполеона, который опустил глаза, как бы собираясь с мыслями и подыскивая подходящие выражения.

— Послушайте, — заговорил государь наконец, — я решил противопоставить этой быстро возрастающей силе могучее средство, употреблённое против великого императора, а именно — коалицию.

— Какую? — спросил граф.

— Для исполнения этой великой задачи, — сказал император медленно и убедительно, — по-видимому, призваны Франция, Австрия и Италия.

— Италия! — вскричал граф с удивлением. — Ваше величество полагает…

— Италия, безусловно, необходима в этом союзе, — сказал император, — неприязненная, союзная Пруссии, Италия парализует наши действия, совершенно свяжет Австрию. Может быть, Италия принесёт мало пользы, но она может сделать несравненно больше вреда, и серьёзный и деятельный союз с Австрией невозможен, если между нами встанет враждебная или, по крайней мере, колеблющаяся Италия.

— Это не подлежит сомнению, — сказал граф, — но каким образом, на каком основании будет возможно сблизить Австрию с Италией?

— Дело не так трудно, как кажется, — отвечал император, — если его основательно рассмотреть. Австрия, — продолжал он, — окончательно отказалась от всякой мысли возвратить силой оружия свои прежние владения в Италии, по крайней мере в политическими смысле, и хотя, быть может, император лично горюет, но готов теперь воспользоваться всяким случаем, чтобы возместить свои убытки за счёт Германии. Что касается Италии, то там питают два желания: во-первых — Рим, а во-вторых — итальянский Тироль. Последнее желание, конечно, попроще и может быть удовлетворено только Австрией, со стороны которой было бы безрассудным отказывать в этом после утраты политически важных владений в Италии. Но Рим…

— Ваше величество, без сомнения, не пожелает жертвовать папой? — спросил граф Валевский с живостью.

На губах Наполеона явилась почти невольная тонкая улыбка.

— Папа, — сказал он, поглаживая бородку, — составляет для меня, не принимая во внимание моего личного религиозного чувства, важный политический вопрос, который я не так легко, даже за величайшую награду, не выпущу из рук. Вам известно, что Франция — католическая держава, духовенство имеет в ней громадную силу, и я не могу лишиться его опоры, его огромной власти, не перестав быть старшим сыном церкви; я не могу также отказаться от влияния Франции на Италию и предоставить руководство последней латинской расе. Но я могу, — продолжал он, медленно поднимая глаза, — предупредить желания Италии и примирить папу и церковь с новым порядком вещей.

Граф Валевский тихо покачал головой. На его лице явилось выражение сомнения.

— Слушайте, — говорил далее император, — в следующем пункте я надеюсь на ваше содействие, на вашу деятельность и убедительное красноречие. Всякая попытка примирить настоящего папу с королевством единой Италии была бы безрассудна: Пий IX мечтает исправить либеральные волнения первых лет своего первосвященства, игнорируя ход времени и приносимые им перемены — это факт, который при всех политических комбинациях надобно считать неизменным. Однако долго ли может продлиться жизнь этого больного старика? А когда папа умрёт, когда составится прочный союз с Австрией, которая станет действовать в одном направлении со мной, тогда я могу надеяться, что конклав изберёт такого понтифика, который поймёт мои идеи и поможет их исполнению.

— Каким образом ваше величество считает возможным примирить право и достоинство Святого престола с желаниями, даже требованиями единой Италии? — спросил граф.

— Если папа, — отвечал император, — удержит власть единственно над достоянием Петра и предоставит прочей области войти в состав национального организма посредством конституции, законов и преимущественно торговых учреждений, если он совершенно отречётся от военной силы, которая не может утвердить его положения, и вместо этого встанет под защиту католичества, если затем учреждён будет в Риме общий парламент для решения важных национальных вопросов, то Рим станет общей столицей Италии, и король, не унижая своего достоинства, может и будет уступать первенство папе, который возложит на него у престола Святого Петра итальянскую корону.

Глаза графа сияли, с напряжённым вниманием слушал он слова, произносимые императором тем глубоким тоном, каким он умел говорить в нужные минуты.