Европейские поэты Возрождения

Ты помнишь, мой Лагэ[215]

, я собирался в Рим,И ты мне говорил (мы у тебя сидели):
«Запомни, Дю Белле, каким ты был доселе,
Каким уходишь ты, и воротись таким».

И вот вернулся я — таким же, не другим,

Лишь то, что волосы немного поседели,
Да чаще хмурю бровь, и дальше стал от цели,
И только мучаюсь, все мучаюсь одним.

Одно грызет меня и гложет сожаленье.

Не думай, я не вор, не грешен в преступленье,
Но сам обрек себя на трехгодичный плен,

Сам обманул себя надеждою напрасной

И растерял себя из жажды перемен,
Когда уехал в Рим из Франции прекрасной.

«Блажен, кто странствовал, подобно Одиссею…»

Блажен, кто странствовал, подобно Одиссею,
В Колхиду парус вел[216]

за золотым руномИ, мудрый опытом, вернулся в отчий дом
Остаток дней земных прожить с родней своею;

Когда же те места я посетить сумею,

Где каждый камешек мне с детских лет знаком,
Увидеть комнату с уютным камельком,
Где целым княжеством, где царством я владею!

За это скромное наследие отцов

Я отдал бы весь блеск прославленных дворцов
И все их мраморы — за шифер кровли старой,

И весь латинский Тибр, и гордый Палатин[217]

За галльский ручеек, за мой Лире[218] один,
И весь их шумный Рим — за домик над Луарой.

«Я не люблю Двора, но в Риме я придворный…»

Я не люблю Двора, но в Риме я придворный,
Свободу я люблю, но должен быть рабом.
Люблю я прямоту — льстецам открыл свой дом,
Стяжанья враг — служу корыстности позорной;

Не лицемер — учу язык похвал притворный,

Чту веру праотцев, но стал ее врагом.
Хочу лишь правдой жить, но лгу, как все кругом,
Друг добродетели — терплю порок тлетворный;

Покоя жажду я — томлюсь в плену забот,

Ищу молчания — меня беседа ждет,
К веселью тороплюсь — мне скука ставит сети, —

Я болен, но всегда в карете иль верхом.

В мечтах — я музы жрец, на деле — эконом.
Ну можно ли, Морель[219], несчастней быть на свете!

«Блажен, кто устоял и низкой лжи в угоду…»

Блажен, кто устоял и низкой лжи в угоду
Высокой истине не шел наперекор,
Не принуждал перо кропать постыдный вздор,
Прислуживаясь к тем, кто делает погоду.

А я таю свой гнев, насилую природу,

Чтоб нестерпимых уз не отягчить позор,
Не смею вырваться душою на простор
И обрести покой иль чувству дать свободу.

Мой каждый шаг стеснен — безропотно молчу.

Мне отравляют жизнь, и все ж я не кричу.
О, мука все терпеть, лишь кулаки сжимая!

Нет боли тягостней, чем скрытая в кости!

Нет мысли пламенней, чем та, что взаперти!
И нет страдания сильней, чем скорбь немая!

«Когда б я ни пришел, ты, Пьер, твердишь одно…»