— Маленькая я, кнут — не по закону! — девчонка ощерилась зло, по-крысиному.
— Убивать — по закону? Мертвых поднимать — по закону? — взъярился Митя — последнее бесило особенно. Вот хотелось быть сдержанным и равнодушным, хотя бы внешне, но… не получалось. Его трясло от ярости и омерзения, сильнее даже, чем когда он увидел свой изувеченный гардероб! — На тебя и розог хватит, а вот семейству твоему… Есть ведь у тебя семейство? Наверняка есть, на сиротку не похожа. Вот с них его высокоблагородие и спросит, да не так как я с тебя, а как положено. Замешаны ли? А не замешаны, так знали ли? А ежели знали — почему не донесли?
— Они не при чем. — девчонка с мрачной угрозой глядела на него исподлобья, и глаза ее поблескивали, будто волчьи.
„А ведь ей страшно!“ — с ликованием понял Митя, и было это ликование так сильно, что на миг проснувшийся в нем самом страх погас, как залитая водой свеча.
— Кто ж поверит? — улыбаясь особенно гнусно (день перед зеркалом — эта улыбочка ему легко далась!) процедил Митя.
— Не можу я тебе ничого сказать! — уже окончательно ломаясь, взмолилась девчонка.
— А показать? — мгновенно ухватился за ее оговорку Митя.
Стояла. Молчала, ленту линялую в косе теребила. Наконец тягостно вздохнула и едва слышно шепнула:
— Бери коня своего железного и на кладбище приезжай, что за деревней. Дорогу найдешь? У ограды тебя ждать буду.
— На-а-а кладбище? — недоверчиво усмехнулся Митя. Просто роман тайн. Деревенский. — Небось, в полночь?
— Зачем в полночь? После заката приходи, в полночь — уже поздно будет. — рассудительно сказала девчонка и повернулась прочь, давая понять, что разговор окончен.
— И что мы на кладбище делать будем? — все еще с усмешкой спросил Митя.
— Бабку провожать, Оксанину. Ну Оксана… яка тебя з ночной вазы молоком поила. У их семейства долги дюже большие… Только смотри ж… — она погрозила ему тощим кулачком. — Батьке своему донесешь — ничего не узнаешь, уж я позабочусь! — и пошла прочь, волоча свою тяжеленную корзину, неспешно огибая снующих по двору людей. Те скользили мимо нее взглядами, будто и не видели. Или и вправду не видели?
— Панычу, вы ще тут? Коня своего железного ще не обиходили. Подмогнуть, може? — из-за стального плеча автоматона выглянул удивленный урядник — и пришел он явно не от конюшни, а со стороны дома.
Только тогда Митя задумался, сколько он и девчонка простояли посреди двора — и почему их никто не потревожил?
— Свенельд Карлович до кабинету зовет: откушать, чем Бог послал. — продолжал болтать Гнат Гнатыч. — В столовой накрывать не стали — Катерина-то здешняя, думала, хозяева с гостевания дён пять не вернутся, от и не готовила ничего. Да и то сказать… — урядник вздохнул. — При старом пане, першом муже Анны Владимировны, как уедут по соседям, так пока всех не напроведываются, на вечерах не напляшутся, у кажной роще пикник с дамами не устроят, ну и дебош в деревне, уж без дам… домой не вертаются! А и вертаются, так не своими ногами — на телеге привезут! Ото был пан так пан! Справжний! — в его голосе звучало восторженное восхищение.
— Как же нарушение порядка? — поинтересовался Митя.
— Тю! Так то ж паны, не мужики какие: сами нарушат, сами и заплотют. И мужикам с того кой чего перепадает… ну, и нам прибыток, не без того!
Митя остался невозмутим. Урядник вздохнул: не понял, чего паныч питерский насчет его откровений думает, а понять хотелось. Через паныча и до батюшки его подобраться можно: прощупать, чего ожидать от нового начальства, и есть ли способ то начальство… умилостивить. А решит мальчишка отцу о словах неосторожных донести — так и отпереться завсегда можно.
Митя усмехнулся: ему были понятны эти простенькие провинциальные хитрости. Ни размаха, ни блеска, ни серьезной интриги. И это — после Петербурга и причастности к тайнам двора? Почти причастности…
— Говорят, предыдущий хозяин имение и разорил, а Свенельд Карлович восстановил.
— Так разорятся — це ж самое панское дело и есть! Негоже панам гроши считать, не купцы! — наставительно сообщил Гнат Гнатыч. — А от Свенельда Карловича и положения к праздничку не дождешься. Вот увидите еще, как обживетесь: он и исправнику с полицмейстером внимания не оказывает, а как надо чего, так законников нанимает, вместо того, чтоб те ж самые гроши хорошему человеку поднести за помощь. Эх! Что там казать… — махнул рукой урядник. — Не пан, как есть не пан.
— Так он и сам признает. — напомнил Митя.
— Вот и нечего было в помещики лезть! — досадливо огрызнулся Гнат Гнатыч. — Немец-перец-колбаса…
Урядник остановился у парадной двери: за время разговора они успели и автоматон поставить в стойло и к дому вернуться.
— Вы до кабинету идите, паныч, а я уж до кухарки. Пан Штольц хоча и не пан — а простого урядника з собою за стол не посадит. Честь имею! — коснулся фуражки и заспешил обратно на задний двор, к столам.