Фабрика мертвецов

– Шо, так и казалы – за мертвяком идтить? Ну, зовсим знахабнилы, – прогудел из коридора Гнат Гнатыч.

– Сказано: «за подателем сего», – криво усмехнулся Аркадий Валерьянович. – Занятно, что нет требования не сообщать в полицию.

– Наверняка знают, что вы и есть полиция, – пробормотал старший Штольц. – Как же мы теперь, Аркадий Валерьянович? – Он все еще нянчил секиру, растерянно поглядывая то на Меркулова, то на мертвое тело. – Он-то нас уж точно до места не проведет.

– Кто вам сказал, любезный Свенельд Карлович, что он бы нас довел до места? Во всяком случае, до места, нужного нам? – усмехнулся Аркадий Валерьянович. – Мы с вами пойдем вовсе не туда! – закончил он, вынимая из кармана другой листок, взятый в Митиной комнате.

Глава 41 Злодеи и сообщники

Митя шумно выдохнул. Руки, цепляющиеся за решетку на окне, мелко дрожали. Мощные, сбитые чуть ли не из цельных стволов ворота дома-крепости с грохотом захлопнулись, тяжеленный засов ухнул в пазы, но Митя лишь засмеялся – отрывисто и нервно, отпуская скопившийся внутри страх. Что эти ворота для двух пароботов?

«Обошлось, неужели обошлось…»

На лестнице заорали – пронзительно и страшно:

– Как они здесь очутились? Их же должны были к цехам отвести! Вы обещали, что там их и закопают! – верещал пронзительный голос, похожий и одновременно непохожий на голос младшего Лаппо-Данилевского.

– Не верещить, паныч! Здесь закопать ничуть не хуже выйдет! – прогудел напряженный, как провод к свечам Яблочкова, голос Бабайко.

– Вы в уме? Они же сейчас все тут разнесут! – снова заверещали ему в ответ.

– Не разнесут… Тащить сюды тех двоих!

Множество ног затопотало по лестнице, и вместе с ними вверх покатился знакомый чудовищный смрад.

Митя судорожно сглотнул подкатившую к горлу тошноту и почувствовал, как бледнеет, – точно льдом провели по щекам. Пока еще его тошнит от… ЭТОГО, но если он не найдет способ выкрутиться и на сей раз, тошнить перестанет, и тогда – все. Конец. Он взбрыкнул ногами, торопясь спрыгнуть на пол… Манжет его единственной оставшейся приличной рубашки зацепился за оконную решетку. Митя стиснул зубы, чтобы не взвыть в голос, отчаянным усилием воли подавил панику, подтянулся на одной руке и принялся аккуратно отцеплять манжет от железной занозы:

«Я не позволю себе порвать рубашку. Я не позволю себе… панику».

Грохот шагов докатился до крохотного пятачка в деревянной башне.

– Открывайте быстрее! – взвизгнули пронзительно.

– Не орить, панычу… – гремя ключами, пробурчал Бабайко.

– Не смейте так со мной разговаривать, вы… – сорвался на верещание Алексей.

Манжет наконец отцепился, Митя повис, ухватившись за решетку и костеря на все лады вдруг озаботившегося уважением к своей особе Лаппо-Данилевского.

– Ежели дуже хочете, щоб вас признали, – та пожалуйста, хто може запретить, – пробухтел Бабайко.

Звучно лязгнул ключ.

Гро-гах! Гро-гах! По дому-крепости словно прокатилась мелкая, испуганная дрожь – пароботы приближались. За дверью гнусно выругались…

Митя наконец спрыгнул вниз. Метнулся к разорванным оковам у стены, подхватил стальной наручник, наматывая обрывок цепи на кулак.

– Где этот мерзавец? Куда он делся? Говори, говори! – вопил Алексей. И глухие звуки – будто кулаком в подушку: за дверью кого-то били. Легко догадаться кого.

– Уймиться! Уймиться, кажу, вы ж его вбьете, а он нам потрибен! Ты! Тащи его наружу! – заорал Бабайко.

Смрад стал сильнее – будто вскрытый могильник разворошили палкой, снова раздался топот и крик:

– Отпустите меня немедленно! Schweine! Schurke[36]!

– Давай, давай, немчик! Там за тобой брательник приехал – перемолвься с ним словечком! А ну, не дергайся! – проорал Бабайко.

Снова донесся шум, грохот, что-то… или кто-то покатился по ступеням – Ингвара волокли наружу.

– Ишь, немчура поганая! – совсем рядом прохрипел Бабайко. – Ничего… Мы к воротам, а ты ищи второго! Соседнюю камеру проверь!

– Та шо там проверять, Остапу Степановичу, заперто усе! – чуть не над самым ухом у Мити жалобно проныл Юхим, следом донесся смачный удар, и тяжелое тело врезалось в створку двери, за которой притаился Митя.

– Поговори мне еще! – рявкнул Бабайко, и его шаги загрохотали вниз по лестнице.

– Чого сразу бить-от? – обиженно пробормотал Юхим.

В замке зашебуршал ключ.

От накатившего из-за плотно сбитых досок смрада темнело в глазах и невыносимо хотелось блевать. Ледяная дрожь прошила тело, пришлось перехватить правой рукой левую, с намотанной на нее цепью, чтоб звенья не щелкали друг об друга.

«Только бы не… только бы…»

Створка медленно, с тягостным скрипом отворилась. Блеклая тень упала на пропитанный старой кровью пол, и в камеру шагнул мертвец. Огромная широкоплечая туша в одной лишь перепрелой, почерневшей от земли рубахе. Мертвяк сделал шаг, другой и начал медленно поворачиваться. Его глаза – один вытекший полностью, а другой ссохшийся, так что казался горошиной в пустой глазнице, – уставились на прижавшегося к косяку Митю…

– Що, нема? – Сторож нетерпеливо сунул голову в комнату.

Как учили дядя и кузены! Митя резко, без замаха выбросил обмотанный железом кулак вперед…