Фабрика мертвецов

Из кухни слышались голоса и стук ножей, пахло сдобным тестом и корицей – через пару часов будут звать к чаю. Захотелось остаться, но до чая Алексей наверняка узнает о Митиной «трусости». Митя представил себе торжествующую физиономию соперника и скользнул в приоткрытую дверь. Паротелега – вот улика! Их и в Петербурге по пальцам пересчитать можно, а уж в здешней-то провинции первая же паротелега, которую удастся отыскать, и есть та самая, что оставила загадочные следы возле рощи. Узнать, кому принадлежит…

Митя потянул сколоченную из плотно пригнанных досок дверь конюшни и замер, чувствуя, как у него глупо и вовсе неаристократично приоткрывается рот.

Их с отцом парокони – отключенные и неподвижные – застыли рядом с Зининым парокотом. А у стены конюшни стояла… грузовая паротелега. Новехонькая, на высоких каучуковых колесах, выкрашенная в неброский темно-зеленый цвет.

Глава 15 Свидание на конюшне

– Давайте хоть посмотрим на этих пароконей, из-за которых столько разговоров! – произнес звонкий женский голос за углом конюшни.

«Увидят – уехать уже не смогу!» Митя шмыгнул в конюшню и ужом скользнул на открытый кожаный «диванчик», заменявший паротелеге привычный кучерский облучок. И залег там бесшумно, благо короб для грузов закрывал его целиком.

Дверь конюшни снова хлопнула, послышался топот сапог и шорох женского платья, и супруга Ингварова братца – как ее, Анна Владимировна? – мечтательно протянула:

– Они… великолепны! Столько стиля!

«У дамы есть вкус», – невольно подумал Митя.

– Ах, как бы я хотела проехаться на таком по Альвийской набережной в Ницце… или хотя бы где-нибудь в Ливадии…

– Вся аристократия была бы от вас без ума, Анна! – галантно откликнулся мужчина, и Митя узнал голос младшего Шабельского. – Скажите Свенельду Карловичу, чтоб купил. Не откажет же он!

– Конечно же, откажет! Сухо, скучно и рационально, с цифрами доходов и расходов объяснит, что на дамские капризы денег нет, а лучше купить еще вот такой полезный агрегат, дабы возить на нем урожай прямо к причалам Азовского моря без посредства… посредников, наверное? – явно передразнила мужа госпожа Штольц. – Верите ли, Петр, я и сюда прибыла как настоящая крестьянка: рядом с мужем на облучке телеги, даром что та телега – паро! Счастье еще, что в кузов не запихнули, там Ингвар ехал.

– В кузове? Вот в этом? Как груздь? – Поручик захохотал.

Под раскаты его смеха Митя поерзал, устраиваясь поудобнее и стараясь не задеть рычаги. Вот он сразу и узнал, что хотел: паротелега принадлежит Свенельду и Ингвару.

Напротив круглого окошка под стрехой мелькнула чья-то тень. Основательная такая тень, не птичья.

– Вас это веселит, Петр? – вскричала женщина.

– Наоборот, печалит. – Поручик еще разок хрюкнул, видать от большой печали. – Но право же, имение-то ваше! Кто он такой, этот немец, чтоб диктовать вам условия?

– Мой муж! – отрезала Анна. – И вы не имеете права говорить о нем в подобном тоне!

– Ради Предков, простите! Просто… женщина такой исключительной красоты должна иметь все самое лучшее, – с придыханием сказал поручик. – Не понимаю, почему Свенельд Карлович не заботится о вас?

– Он заботится! Если бы не его попечение, имение пришлось бы продать за долги покойного мужа, и куда бы я подалась? В гувернантки? Вряд ли я была бы интересна вам, Петр, в латаном платье! А сейчас имение приносит доход.

– Приносит, чего дальше-то экономить? – Отповедь поручика не смутила. – Тратить пора!

Невидимый для парочки Митя усмехнулся: насчет латаного платья младший Шабельский возражать не стал, даже из приличия.

– Мы с вами, дорогая Анна, в равном положении! Вы же знаете, как я… скажем так, неудачно родился? Если бы не гибель отцовской тетушки, имение не было бы заложено, я бы служил в Петербурге, да и… эх, что говорить! До сих пор не понимаю, как старая ведьма могла себе такое позволить – взять и попасть под шальную пулю! Это так… эгоистично с ее стороны. Ее долг был думать о благосостоянии семьи, а она…

Брови у подслушивающего Мити полезли вверх – странная какая-то история.

– Конечно, я знаю, что былые богатства Шабельских неминуемо восстановятся, но сколько еще этого ждать – три года? Пять лет?

С чего бы такая уверенность? Наследства ждут, не иначе.

– А молодость проходит! В лишениях! Думаете, я не желал бы в Ниццу, а еще пуще – в столичную парокавалерию? Автоматон-то мне покупался, для выездки. Остатки былой роскоши. По давним временам многое могли себе позволить. Дед-покойник при дворе живал, да и батюшке с матушкой еще перепасть успело. А я? Эх! Обретаюсь тут, в полку, в глухой провинции! Так хоть вы не позволяйте себя запереть здесь. Когда ваш нынешний супруг в управляющих у бывшего состоял, деньги как-то находил, коли приказывали, а теперь сам вам приказы отдает?

– Драгоценности, которые покойный первый муж заложил, выкупать не стали, дескать, для хозяйства не надобны, есть дела и поважнее. А пойманную на потраве крестьянскую скотину без выкупа отпустил[22], говорит, что с них взять при их бедности. У вас, Петр, хоть автоматон остался.