Читаем Фабрика прозы: записки наладчика полностью

«– Я повторяю, сударыня, что если вы не дадите мне сегодня свидания, то сегодня же я сделаю скандал…

– Только не у меня дома… – сказала она холодно. – Уведите меня куда-нибудь».

Вот такие волны исторической семантики.

<p>28 января 2019</p>

Иногда хочется стать литературным критиком. Потому что статьи о книгах приятнее писать, чем книги о жизни. Всегда ясно, о чем речь. Но ведь нет такого волшебного аппарата, чтобы снова прокрутить перед читателем кусок реальной жизни – и чтобы он увидел, что ты всё правильно понял и описал.

Но вот беда: я сам писатель. Ругать книги товарищей по цеху я никак не могу: корпоративная солидарность не позволяет. Хвалить тоже не получается.

Остается писать книги и самому сочинять на них рецензии. Можно даже без псевдонима. Почти уже совсем решил так поступить, но подумал, что на себя, дорогого-любимого, придется писать не одну рецензию, а штук восемь – иначе без толку, иначе никакого хайпа не будет. Но это же сколько времени уйдет – восемь рецензий написать, а потом их еще пристраивать… За это время можно два десятка рассказов написать. Или вообще повесть. Или полромана. Ну его!

Так что не быть мне литературным критиком.

<p>29 января 2019</p>

Самый смешной соблазн литературы – соблазн подлинности. Это чертово based on a true story. Но жажда подлинности – она появилась не из-за усталости от вымысла и лжи, а из-за страха перед самой жизнью, перед ее всегдашней зыбкостью и неточностью. Перед необходимостью искать истину самостоятельно и безо всяких гарантий. Стремление к подлинности – тоталитарно по сути. Это желание некоего окончательного факта. Это спрос на окончательного учителя, который нам, усталым от сомнений людям, наконец расскажет, как оно было «на самом деле».

Дело кончается грандиозными инсценировками жизни, в которых искомая подлинность – не более чем изящный художественный прием, не лучше и не хуже, чем в классицистской пьесе, где античные герои говорят французскими стихами и наряжены в парики и камзолы. Дело кончается выставками, на которых половина экспонатов – подделки. Впрочем, какая разница. Если картина три раза перепродана на «Сотбис» как подлинная, она становится подлинной, так сказать, по рыночному определению.

Вот и всё о подлинности. Не надо преувеличивать.

<p>30 января 2019</p>

Этнография и антропология и немного истории литературы. Вот итоги моих полувековых (!) наблюдений: мужчина никогда не делится впечатлениями о своем супружеском – именно супружеском! – сексе. Ни с друзьями, ни с любовницами, ни со следующими женами. Просто о своем сексе – сколько угодно, с самыми шокирующими подробностями. Но рассказать о том, что у него с женой, – практически табу.

Женщина же весьма часто рассказывает о своем супружеском сексе. И подругам, и любовникам, и следующим мужьям, причем иногда это делается с легкостью необыкновенной. В беседе с любовником это часто бывает своего рода лестью: вот ты о-го-го, а он едва-едва… В случае ссоры – наоборот.

И в ссорах между женщинами тоже.

«Та сказала – ради этого и пришла, – что он у нее две ночи провел недавно, в августе, после возвращения с юга. Ольга Васильевна ответила твердо:

– Ты лжешь!

Не поверила ни на секунду. Но та с наслаждением поведала такую подробность, о которой знать не могла, если б лгала» (Юрий Трифонов, «Другая жизнь»).

Историкам литературы. Моя мама рассказывала мне: «Приходил Юра Трифонов специально спросить – может ли женщина доказать другой женщине, что была с ее мужчиной? Я ему сказала, что да, может, конечно же, может, и объяснила как, хотя мне было неудобно. Но ему же нужно для книги!»

Вот так. Почему так – я не знаю. Но таковы результаты моих исследований.

<p>5 февраля 2019</p>

Нужен книжный «Оскар»? Идею подал критик Вячеслав Суриков из «Эксперта». Он пишет, что никакая литературная премия, присуждение которой определяется узкой групп лиц, не может определять – фактом своего присуждения – Книгу года или Писателя года. В определение Книги года должно быть вовлечено максимально широкое книжное сообщество, тогда это решение будет хоть что-нибудь значить. Причем не может быть одной номинации «Лучшая книга». Должны быть «Лучший писатель», «Лучший мужской персонаж», «Лучший женский персонаж», «Лучший редактор», «Лучший иллюстратор», «Лучшая обложка», «Лучший переводчик» и т. д.

Как опытный член жюри разных премий, который знает, «как это делается», – всецело поддерживаю идею «Книжного Оскара». В число номинаций я бы добавил: «Лучший сюжет», «Лучший язык», «Лучший пейзаж», «Лучшие размышления»… И даже, может быть, «Лучшая героиня второго плана».

<p>13 февраля 2019</p>

Александр Мелихов о Кэндзабуро Оэ: «Это высший пилотаж – писать так, чтобы читатель изнывал от скуки, но не осмеливался в этом признаться».

Перейти на страницу:

Все книги серии Проза Дениса Драгунского

Похожие книги

Афганец. Лучшие романы о воинах-интернационалистах
Афганец. Лучшие романы о воинах-интернационалистах

Кто такие «афганцы»? Пушечное мясо, офицеры и солдаты, брошенные из застоявшегося полусонного мира в мясорубку войны. Они выполняют некий загадочный «интернациональный долг», они идут под пули, пытаются выжить, проклинают свою работу, но снова и снова неудержимо рвутся в бой. Они безоглядно идут туда, где рыжими волнами застыла раскаленная пыль, где змеиным клубком сплетаются следы танковых траков, где в клочья рвется и горит металл, где окровавленными бинтами, словно цветущими маками, можно устлать поле и все человеческие достоинства и пороки разложены, как по полочкам… В этой книге нет вымысла, здесь ярко и жестоко запечатлена вся правда об Афганской войне — этой горькой странице нашей истории. Каждая строка повествования выстрадана, все действующие лица реальны. Кому-то из них суждено было погибнуть, а кому-то вернуться…

Андрей Михайлович Дышев

Детективы / Проза / Проза о войне / Боевики / Военная проза